Ладно, буду учить, что еще остаётся.

И я учила. Вернее, пыталась учить. Я честно открывала учебник, честно начинала читать, но через пару абзацев прочитанного смысл от меня ускользал. Тогда я меняла тактику: читала вслух, конспектировала прочитанное на бумаге, и… никак. Нет, что-то, конечно, мне далось, и принцип Кюри у меня от зубов теперь отскакивает, но он мне дался на кураже здоровой злости. А в остальном…

В остальном я больше времени потратила, поминая Николая Федоровича иногда добрым, а иногда и не очень, словом. В Канаду он перебрался, угу! Где, спрашивается, патриотизм?!

Всю пятницу я мандражировала. На лекциях и на обеденном перерыве пыталась зубрить трижды проклятую термодинамику, а затем как на казнь поплелась на кафедру, где у двери стояла Стася и еще один хвостатый должник.

Отряд неудачников.

— Я первая, — вздернула Стася подбородок.

— Дамы вперед, — прогундосил двухметровый Антоша Пятницкий. — Севилька, пропускаю.

А, перед смертью не надышишься! Может, Ветров сжалится, и снова спросит про принцип Кюри. Должно же мне повезти!

Про стратегию «покажи сиськи» я благополучно забыла, и вспомнила лишь когда Стася подмигнула мне, и вошла на кафедру.

Нет, она же не может? Она пошутила, точно! Или её обманули! А если Стаська покажет Ветрову грудь? Этот хлыщ явно много грудей видел, судя по его экстерьеру. Он Стасю с позором из кабинета прогонит… если она не передумала так рисковать. Ох, надеюсь, Стасе хватит ума не делать глупостей.

Одногруппница вышла в коридор через десять минут, одергивая блузочку. Раскрасневшаяся, улыбающаяся… с зачёткой в руке…

Не может быть!

— Стась, — подошла я к ней, — только не говори что…

— Зачёт, детка, — она подмигнула, и открыла её передо мной, а там всё как надо: дата, подпись, божебожебоже! — Я же говорила! Иди, твоя очередь. Удачи. Лифчик, надеюсь, секси?

Я не ответила. Медленно пошла к кабинету, клянясь, что ни за что… никогда… это же за гранью добра и зла: ради спокойствия дедули преподавателю грудь демонстрировать, кошмар какой! Нет, мне обязательно повезёт с вопросом, я отвечу, получу зачёт, куплю себе синнабончик и поеду домой.

Да я и не решусь на подобное — предложить показать грудь…

Но, сама не понимаю, как так вышло, в итоге я именно это и сделала — предложила.

2. Глава 2

А день, кстати, начался вполне мирно. Ничего не предвещало беды.

Проснулась я с книгой на животе — перед сном я читала свою «любимую» термодинамику, и она оказалась отличным снотворным. Затем была зарядка, тропический душ, под которым я стояла и мечтала…

… а вот как войду на кафедру сегодня! И на Корнея Андреевича взгляну серьезно, улыбаться ему не стану, вот еще. Обойдётся! Улыбки нужно дарить хорошим людям. А он — ну ни капельки не хороший тип. Иначе не стал бы так наседать с несчастным зачётом.

И вот, войду я на кафедру, взгляну на преподавателя серьезно, и Корней Андреевич задаст мне вопрос по термодинамике — разумеется, в его глазах будет насмешка, и весь его вид будет воплощать снисходительность. Мол, ну давай, позорься, Севиль, а я посмеюсь над тобой, и отправлю на еще одну пересдачу. А я возьму, и отвечу на его вопрос! Причем, блестяще отвечу! Настолько блестяще, у Корнея Андреевича рот от удивления приоткроется.

Но он, нехороший человек, задаст мне уточняющий вопрос, чтобы завалить. А я и на него отвечу, да! И задачу решу в уме, мне даже бумага не потребуется, чтобы её расписать…

На этом моменте я ненадолго выпала из своих фантазий, вздохнула: я и на бумаге-то задачи не как семечки щелкаю, а уж в уме — ум мне не для термодинамики нужен. Ай, — поджала я губы, — неважно! Задачи, вопросы… в общем, я настолько гениально отвечу на все каверзные вопросы Корнея Андреевича, что он сменит снисходительное отношение ко мне на глубочайшее уважение.