Чувствовала я себя дико. Одно дело, когда учитель приходит к родителям своей ученицы, а другое дело — я. Они меня толком и не знают, да и я сама прекрасно знаю, какое создаю впечатление — пигалица натуральная.

Родители Надюши моему визиту не удивились, Надя их предупредила, и сама меня ждала, напуганная предстоящим непростым разговором. А вот Ветрова все встретили озадаченно. Но пустили. И даже чай налили.

А потом началось…

Нет, наверное, я сама виновата. Даже не наверное, а абсолютно точно! Я должна была спокойно рассказать про травлю их дочери, успокоить Надю, её родителей, а вместо этого…

— Вы должны что-то сделать, — шмыгнула я носом, и ладошкой утёрла слезы, до того Надю стало жаль, особенно на фоне собственных воспоминаний, которые на историю девчушки наложились. — Она в тень превратилась. Такая смелая была, бойкая, а сейчас…

Я не договорила, вдохнула глубоко, пытаясь перестать плакать. Но тут уже зарыдала Виктория — Надина мама, хотя весь наш разговор она сидела, ладони в кулаки сжав.

— Как же я не заметила? Как?

— Вы не виноваты. Я вот замечала Надино состояние, но ничего не предпринимала, — мои губы задрожали, и снова по щекам слезы потекли, стоило вспомнить, какой грустной Надя приходила на наши занятия, а я отмахивалась.

— Но я-то мать! Перемать, — Виктория, плача, спрятала лицо в ладонях, и покачала головой со стоном. — Мы же дома почти всё время… удалёнка… у мониторов сидим, и должны были видеть! Ладно, Андрей, он мужчина, но я… Я!!!

— Надя не хотела вас тревожить, перед вами она улыбалась, — кинулась я защищать Викторию от самой себя. — А передо мной нет! Но я всё равно игнорировала!

— Но вы пришли ко мне, и это главное. А если бы не пришли? Если бы не заметили? Что бы с моим ребёнком было? До чего бы её довели? А если бы она… если бы… — Виктория задохнулась от шока, явно представляя самое страшное, да и я тоже. И снова чёртовы слёзы.

— Родная, не плачь. Ну хватит, — неловко попытался утешить Викторию муж, но она его, кажется, не услышала.

— Я сейчас же в школу пойду. И устрою им! Развели! — зло выплюнула Надина мама, вставая со стула. —И… нет, сначала имена у Нади узнаю: кто, что, когда. И в родительский чат напишу. Пусть знают, какие у нас детки учатся. А потом в школу! Учиться они в ней не будут!

— Вика, может… — неуверенно начал её муж, но она вскинула голову, выстрелила в меня взглядом, в которых до сих пор слезы разлиты, и спросила воинственно:

— Севиль, я права? Если понадобится, вы расскажете директору школы то же, что рассказали мне? Или, — она перевела взгляд на мужа, — будем и дальше Надю отправлять в этот гадюшник, где ее будут обижать, и в конце концов доведут до самого страшного?

— Я, если потребуется, расскажу всё, — прошептала я. — Вы правы.

А может, к черту дипломатию и мои первоначальные планы? Надю защитить нужно, а обидчиков — наказать.

— Да, вы правы, — громче и решительнее сказала я.

— Так, а теперь помолчите, — взял слово Корней Андреевич, молчавший всё время. — Обе, — он по очереди смерил взглядом Викторию и меня. — Сейчас никто никуда не пойдет.

— Но…

— И из ребёнка никто не будет вытаскивать подробности унижений! — припечатал он.

— Вы что себе…

— Себе позволяю, — прервал Ветров возмущенный возглас Виктории. — А вам глупость не позволю совершить. И тебе, Севиль. Заканчиваем слезоразливную бабскую истерику, — на этих словах мы с Викторией запыхтели, — мозг включаем, и слушаем меня. Ясно?

Смертник, — прочла я в глазах Виктории тот же приговор, что и сама вынесла.

— Ладно, мозг не включаем, а просто слушаем меня. Первое…

Даже если бы мы не планировали, мы бы все равно не смогли не слушать Ветрова, разговаривать он умеет, как и доносить свою точку зрения. И убеждать, что самое важное. Ничего нового он не сказал, я сама думала о том же, просто расчувствовавшись, и заразившись эмоциями Виктории, забыла о том, что правильно, а что нет.