А вот это в бабушкины планы не входило. И она, живо пересыпая свою речь многочисленными старорежимными оборотами, отказалась идти в ложу, сославшись на глаукому, диабет и энурез, но внучатого племянника держать не стала и даже больно толкнула его кулачком в плечо. Прозвенел первый звонок, который, собственно, и закончил все разговоры. Вовка в сопровождении мужчины отправился в ложу, оглядываясь по пути с жалобной гримаской. Но бабушке было наплевать – пусть себе погримасничает дурачок.

– Вовочка! – воскликнула она и подлетела к Вовке вплотную. – Ты в антракте, знаешь… – Она убавила громкость и грозным шёпотом чётко провела инструктаж: – Ровно без пятнадцати капнешь в нос и в глаза, потом уронишь ручку на пол, – но смотри! – так, чтобы ручка оказалась у него между ног. Моментально полезай искать. Понял?! И главное – не давай ему вставать. Сиди там, между ног, пока мой голос не услышишь.

Вовка даже возражать не стал. Так и просидел в ложе до положенного времени, тупо пялясь прямо перед собой, игнорируя великолепные прыжки и фуэте балерин и балерунов. Сердце билось в груди так часто, что его легко могли взять внештатным на ударные в оркестр, который, кстати, сказать, совершенно оглушил бедного парня.

Мужчина от души наслаждался представлением, напрочь забыв о Вовкином существовании. Вовка посмотрел на часы, судорожно дёрнул головой в поисках урны, в которую можно было бы незаметно сблевать в Большом театре посредине представления. И не найдя её, принял происходящее как стихийное бедствие: он быстро капнул в глаза и в нос то, что было велено, затем уронил ручку и полез с извинениями под стул к мужчине – ровно между ног. Мужчина, которого все страдания юного провинциала обошли стороной, сейчас вынужден был приподняться. Однако Вовка, помня бабушкин наказ и её трость, обеими руками вцепился в его колени.

– Мужеложец!! – раздался громовой раскат.

Это бабушка потрясала кулачком над своей головой, стоя в дверях ложи. Портьера лежала на её плечах как плащ римского патриция, и бабушка, в общем и целом, была довольна своим эффектным появлением.

От этого дикого словечка мужчина взвился до бархатного балдахина ложи.

– Вы что?! Вы не так поняли!! Он уронил… – залепетал мужчина.

– Совесть ты уронил, сволочь!! – ядовитым, сильным шёпотом перебила его бабушка. – Мальчишка и не слышал про такое!! Что я подруге скажу?! А ему, – она кивнула на Вовку, который продолжал с дурным лицом стоять на коленях, – что я ему должна сказать, а!! Посмотри на него!!! Он же совсем ещё мальчик!!

Мужчина в ужасе перевёл взгляд на Вовку. А тот всё шмыгал носом, да ещё и вытирал скупую мужскую слезу, скатывающуюся по правой щеке. Видимо, капли болезненные оказались.

– Оставайся здесь, – бросила бабушка Вовке и собралась выйти из ложи. – Я сейчас.

Это очень не понравилось мужчине.

– Стойте! Вы куда?!! – с тревогой спросил он.

– За администратором, разумеется, – она неприязненно повела плечами. – Я не знаю, что делают в таких случаях. Пусть он сам разбирается, – милиция, протокол, – ну не знаю! Но мальчишке жизнь ломать я не позволю!!

– Стойте! – проблеял мужчина, ощущая себя, вероятно, так же, как герой Кафки в панцире насекомого.

Он вылетел из ложи вслед за бабушкой. Через какое-то время дверь вновь открылась.

– Пошли, дружок, – сухо сказала бабушка вконец ослепшему Вовке.

Вовка послушно вышел, наткнулся на мужчину, который вдавил своё тело в стену, чтобы – не дай Бог! – не коснуться пацана.

Тем же вечером бабушка отвела Вовку на квартиру патлатого фарцовщика и велела выбирать. Перед Вовкой стояла кровать, заваленная прозрачными пакетами, на каждом из которых то там, то здесь были видны наклейки на прекрасном английском языке.