— Аптечки у нас нету, только бинт, — виновато проговаривает она. — Но я сейчас промою рану.

Без понятия, зачем мне вся эта херня, но стою как столб и терплю. Моя крошка берет кусок темного хозяйственного мыла, намыливает им свои пальчики и аккуратно водит их кончиками вокруг ран. Со мной явно что-то не то сегодня. Я позволил юной путане утянуть себя в притон, и сейчас тащусь, когда она просто водит пальцами по моей коже. В брюках становится все теснее, а пульс лопает вены как на ринге.

Она опять сует мою горящую огнем и зудящую кисть под воду. Сжимаю зубы. Боль бодрит и будоражит.

Девчонка оставляет меня у раковины и резиновым мячиком отскакивает в другой конец восьмиметровки. Встает на носочки и тянется к одному из верхних ящиков, которые еще каким-то чудом не рухнули со стены. Роется там, звеня посудой и шурша всякой фигней, а потом показывает мне бинт еще советских времен, если судить по пожелтевшей упаковке.

— Как тебя зовут? — спрашиваю, терпя грубые прикосновения бинта к прополосканным ранам.

— Лали, — поднимает на меня смущенный взгляд.

Не думал раньше, что меня цепляют глаза, но на её вновь залипаю. Вот почему такой яркой девочке не повезло родиться и жить в таком трэше?

— Прозвище, что ли? — уточняю я.

Мне хочется узнать ее настоящее имя, а не погоняло ночной бабочки. Не пойму почему, но стало досадно до злости.

— Нет, — мотнула головой, чтобы убрать с лица непослушные вьющиеся пряди, налипшие на влажный лоб. — Это мое имя. Просто это сокращение.

— А как полное? — осведомляюсь заинтригованный.

— Евлалия, — выдает скороговоркой и сильно наморщивает носик с порозовевшим кончиком.

— Ого, необычное, — присвистываю я. — Никогда не слышал. Кто же тебя так назвал?

— Мама, — отвечает, снова пронзив меня серой сталью взгляда. — Так звали героиню одного из романов Вильмонт. Мамка не всегда бухала. Раньше она книжки читала запоем. Это было давно.

Отводит глаза и резко замолкает.

— Красивое имя, Евлалия, — улыбаюсь я, втихую принюхиваясь к девочке. Дешевые духи выветрились, и стал проступать ее запах. Сладковатый как молочная пенка на латте.

—Не зови меня так, — наморщивает курносый носик. — Просто Лали. Меня никто не зовет Евлалией.

— Лали, — пробую ее имя на вкус. Оно как клубника, которую окунули в пикантный топпинг. — Я Арс.

— Прозвище, да? — поддевает меня с едкой улыбочкой.

Девочка-то с перцем. Самое-то: смесь невинности и дерзости.

— Типа того, — нагло поддавливаю ее, желая заценить реакцию.

Я отхожу к столу, покрытому грязной клеенкой, и сажусь на табурет, который пошатывается, постукивая ножками разной длины. Лениво рассматриваю ее. Ахерительно красивая. Юная. Естественная. Волосы до жопы, фигурка — песочные часики. Хочется содрать с нее дешевые шмотки, употребить тело-товар по назначению и одеть во что-то дорогое и шелковое.

Достаю из кармана помявшуюся пачку сигарет и закуриваю. Никотин сейчас кажется особенно вкусным и кружащим голову.

— Сколько берешь за услуги? — спрашиваю небрежно и выпускаю в ее сторону струйку дыма.

— Я не знаю. — бормочет, вспыхнув пунцовым румянцем, а пухлые губки так сексапильно дрожат, что уже сложно сдерживать стояк. — Это был первый раз. Один из них коснулся меня, и я сбежала. Не смогла. Они такие мерзкие.

Какая милая маленькая лгунишка. Хочет казаться чище, чем есть. Правильно. Кто же в здравом уме станет рассказывать незнакомцу, что каждую ночь за углом родного дома тебя дерут гопники? А мне хочется верить в эту ложь, тем более, ее невинная внешность располагает к такому самообману.

Я вытаскиваю из заднего кармана бумажник и выдергиваю оттуда все купюры, что есть. Шлепаю их на липкую клеенку. Достаю из маленького внутреннего кармашка презерватив и кладу рядом, чтобы не искать в самый ответственный момент.