Лали. Стоит спиной ко мне и колдует над варочной панелью. Из одежды на ней трусики и какая-то дешманская серая футболка, которая, впрочем, ладно обтягивает красивые изгибы, которые я пожираю взглядом.

— Привет, — проговариваю я, опершись плечом о косяк.

Лали подскакивает на месте от неожиданности и роняет на пол вилку. Резко разворачивается, и увидев меня, робко улыбается.

— Прости, что напугал, — я наклонюсь и поднимаю вилку, которая долетела до моих ног.

— Ничего. — она убирает растрепавшиеся волосы за ухо и рассматривает меня не таясь. Взгляд темнеет, а губки поджимаются. — Ты всегда так поздно возвращаешься?

Ухмыляюсь как дурак. Девчонка нажарила картохи и пытается, не палясь, поинтересоваться, где я шлялся.

— Бывает иногда, — отшучиваюсь я и сажусь на стул у стола, облокачиваюсь на него локтями и, обхватив скулы ладонями, смотрю на нее.

Даже любуюсь. Вновь представляю на пилоне. А еще лучше, на своих коленях.

— Ты есть будешь? — спрашивает тоном мамки, поняв, что спасителя нужно накормить, а не расспрашивать.

— Буду, — утвердительно киваю я, и тут в мозг ударяет внезапная догадка: у нее же денег нет, а продукты появились. — А где ты деньги на продукты взяла? В моем холодильнике из съедобного только алкашка.

— Ну, у меня были деньги. Немного. Я увидела, что у тебя все пусто и сходила в магазин, — объясняет Лали и ставит передо мной тарелку.

От бешеного аромата золотистой картошечки под аккомпанемент жареных грибов с луком начинает громко урчать в животе. После секс-марафонов жрать хочется так, что я готов мести все, что понажористее и понасыщеннее белками. Берусь за услужливо протянутую вилку и натыкаюсь на ее пальчики. Тело вновь встряхивает разрядом тока. Не тороплюсь отпускать — поглаживаю их, без слов благодаря за ужин.

Лали смотрит на меня и дрожит. Понимаю, что сейчас завалю ее на стол, расшвыривая тарелки, если наш контакт продлится еще хоть секунду, и отпускаю. Сосредотачиваюсь на еде— с каждой проглоченной порцией, аппетит растет. Это так вкусно, что я почти мычу от удовольствия.

— Спасибо, — благодарю, вытирая рот бумажной салфеткой.

— Пожалуйста, — бросает Лали, забирая у меня пустую тарелку.

Ее движения дерганные, резкие, а с лица пропала улыбка. Пока я ел, девочка рассматривала меня. Подметила все, засранка: царапины, следы губной помады на рубашке, запах чужих духов и тел.

Лали встает у мойки и долго моет одну-единственную тарелку, громыхая ею, чтобы я точно заметил недовольство. Это лишний раз доказывает, что наше желание взаимно.

Я встаю и подхожу к ней. Выключаю воду и обнимаю сзади, вдавив животом в край столешницы.

— Спасибо, — шепчу я, легко касаясь поцелуями взмокшей от горячей воды и ярости шеи. — Было очень вкусно.

— Правда? — Лали дрожит и мне передает эту сладкую вибрацию.

Я зарываюсь носом в ее затылок и затягиваюсь молочным ароматом. Совсем не тяну ее в койку, просто небольшой краш-тест.

— Ага, еще какая. Слушай, Лали, я дико устал сегодня, да и час поздний. Давай ложиться спать. В гостиной разложен диван, а в шкафу свежее белье.

— А ты где будешь спать? — спрашивает с надеждой.

— Я в спальне. Но диван удобный, не переживай. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — отзывается бесцветно, уцепившись за край столешницы.

Выпускаю ее из ловушки собственных рук и, улыбнувшись, выхожу из кухни. Мне жаль оставлять Лали такой разгоряченной, мокрой и готовой слиться со мной, но я не хочу, чтобы ее вкус перебивался флером случайного перепихона.

Захлопываю дверь спальни, преодолевая дикое желание вернуться, усадить ее попой на столешницу и овладеть изнывающим телом нежно и трепетно. Ага, хочется иногда разбавить бешеную, грубую долбежку чем-то прочувственным.