Прошло уже несколько часов с того момента, как компания едва ли не ворвалась в ресторан.

Гости становятся громче: гогочут, матерятся, заглушая музыку, а ведут себя фривольнее и вызывающе.

Один из них — бритоголовый — вдруг начинает флиртовать с Валей, заигрывает с ней, проводя по ее бедру столовым ножом, когда та наклоняется, чтобы забрать пустую тарелку.

— Ты знаешь, девочка, я могу дать тебе все, чего ты только захочешь! — заявляет он, на что Валя профессионально улыбается и спешит отойти.

В то же время другой бандит, закуривший прямо за столом, хотя в ресторане это запрещено, вызывающе ржет на весь зал, словно хочет привлечь к себе внимание, выпячивая свою богатую криминальную натуру перед девушками.

Каролину Платон с колен согнал, полностью переключившись на разговор с неказистым очкариком, но она перманентно трется возле него. То пытается погладить за плечо, то перетянуть на себя его внимание. Но Платону, похоже, не до нее, он крепко надрался. Впервые вижу этого мужчину настолько пьяным.

Внезапно в зале раздается оглушительный звон битого стекла.

— На счастье! — орет какой-то мужчина.

— Ох, батюшки, началось, — причитает Нина Федоровна — женщина лет сорока пяти, тоже уборщица, и, схватив метлу и совок, спешит в зал.

— Да похер! Да, на счастье! — вскрикивает кто-то еще и тоже с размаха разбивает бокал.

19. Глава 19

Следом за Ниной Федоровной срывается еще одна уборщица, а я остаюсь, молясь, чтобы эти не видящие краев варвары прекратили уже бить посуду.

Придерживаясь за стол, Платон встает и шатко выходит из-за стола.

Боже мой, нажрался вдрабадан на радостях.

Мне в глубине души тоже радостно, что Платона освободили, и вместе с тем тревожно, потому что пока он был за решеткой, я чувствовала хоть и хлипкую, но безопасность, а теперь что его сдержит?

А второе противоречие меня просто убивает!

Прямо сейчас я наблюдаю то, что предрекала Платону: на воле возле него будут виться разные девушки — выбирай любую. И вроде бы тоже радость испытывать должна, что мужчина может отвлечься и забыть обо мне, но в груди почему-то больно царапает всякий раз, когда к Платону подходит Каролина…

Все мысли махом вышибает, когда он шагает в мою сторону.

Пячусь к стене, чтобы меня не заметил.

И он действительно не смотрит, но, поравнявшись с декорациями, все равно замирает напротив меня как будто инстинктивно. Я даже задерживаю дыхание… и Платон поворачивает ко мне голову.

Несколько секунду хмуро присматривается, затем криво ухмыляется:

— Какая эротическая галлюцинация… Девочка с лицом Карамельки.

У меня за одно мгновение вся жизнь проносится перед глазами, когда Платон надвигается на меня. И смотрит… смотрит неотрывно, а у самого глаза стеклянные. Напирает, вжимает меня своим мощным телом в стену, потом вдруг сгребает меня сильными ручищами в крепкие объятия.

Почему он назвал меня девочкой с лицом Карамельки? Я же и есть она. Я не понимаю. Платон обхватывает мою косичку и тянет голову вниз, запрокидывая лицо. Вгрызается в меня жадным поцелуем, с языком. Дышит часто и яростно, как зверь, все сильнее и сильнее стискивая меня в руках.

Я протестующе мычу, пытаясь освободиться, но это бесполезно. Платон лишь сильнее напирает снова и снова, трахая мой рот языком и оставляя на губах горький вкус алкоголя. Страх комом подкатывает к горлу, а тело вдруг обмякает после неудачных попыток отбиться. Жар заливает лицо. Даже пьяным этот дьявол целуется великолепно, сжигая дотла мою душу.

Облизнув кончиком языка мои губы, Платон отстраняется, но продолжает неотрывно смотреть мне в глаза.

— Пиздец… — хрипит он и не сильно отталкивает меня.