Иногда планы проваливаются, а предпринятые действия приводят к непредвиденным последствиям. В этом нет ничего примечательного. Все, что пошло не по плану, обычно исправляется само собой, а непредвиденные последствия, как правило, можно компенсировать дополнительными действиями. Идея этой книги выросла из осознания того, как важны для общественных наук случаи, в которых этого не происходит, то есть случаи настолько запущенные, что системные механизмы самокоррекции с ними не справляются, и аналитические модели социальной науки оказываются бесполезными.

Основная идея книги заключается в том, что такие выдающиеся случаи системного провала представляют собой последовательность неких событий, соединенных причинно-следственными связями, и, чтобы понять эти связи, необходимо учесть множество факторов, которые в полном объеме больше не может охватить ни один из узкоспециализированных подразделов современной общественной науки. Причины этого просты и связаны с компромиссом: постоянно усложняя теорию, мы вынуждены поступиться широтой подхода, а также восприимчивостью к неоднозначной роли культурно-исторической специфики. Когда мы рассматриваем рутинные незначительные изменения, преимущества подобного подхода перевешивают его издержки. Однако в случае крупномасштабных общественных трансформаций, которые заканчиваются системным провалом, мы сталкиваемся с проблемой: теоретическая сложность науки вселила в ученых чрезмерную уверенность в непогрешимость ее предсказаний, а также в способность политических мер достигать намеченных целей.

Чтобы проиллюстрировать эти достаточно смелые заявления, вспомним падение Берлинской стены – событие, которое многие восприняли как начало новой эпохи. Ожидалось, что последствия окончания «холодной войны» будут самыми лучшими: высвободятся средства, которые уходили на гонку вооружений, случится выгодный для всех переход от плановой к рыночной экономике, сформируется обстановка плодотворного международного сотрудничества, и, что особенно важно, Европа, не разделенная больше железным занавесом, начнет играть в мире новую роль.

Памятный момент для всех, кто ожидал увидеть Европу в новой роли, наступил в декабре 1991 г. На собрании в небольшом голландском городе Маастрихте европейские лидеры гордо согласились запустить свой великий проект строительства Европейского союза (ЕС). Негласно задумывавшийся как Соединенные Штаты Европы, ЕС должен был не только иметь собственный парламент, собственное правительство и конституцию. Самое главное, что должно было быть у ЕС, – это собственная валюта, контролируемая Европейским центральным банком. Это решение должно было положить конец тому времени, когда Генри Киссинджер язвил насчет отсутствия номера, по которому можно было бы позвонить в Европу.

За двадцать лет, прошедших с объединения Германии в октябре 1990 г., Европе пришлось выучить два важнейших и крайне болезненных урока. Первый заключался в том, на что я уже намекал: ошибки не всегда исправляют себя сами, во всяком случае, не с желательными последствиями. Так, например, хотя дерегулирование необходимо для работы рыночной экономики, оно не гарантирует результата в виде хороших экономических показателей. Хотя проведение выборов необходимо для работы демократической системы, оно не гарантирует результата в виде демократии. Второй урок заключается в том, что, даже если власти признают, что политическое вмешательство иногда бывает совершенно необходимым, оказывается, что они существенно ограничены в своих целях, кроме того, они сильно рискуют получить в результате своих действий совсем не те результаты, к которым стремились.