Более специфическая задача книги – привлечь внимание к роли культуры и истории – связана с прежними попытками автора сформулировать теорию российской зависимости от пути[10]. Для решения этой задачи автор намерен скомбинировать теории исторического институционализма, предложенные политологами[11], с аргументами экономистов об экономической теории истории и исторической специфики[12]. В целом поиск будет вестись на фоне теорий старой американской школы институционализма и общей эволюции общественных наук, происходившей на протяжении последних двух веков.
Прежде чем перейти к содержанию, немного порассуждаем о том, что уже было сказано во «Введении» о невидимых руках и об опыте России. В продолжение темы невидимых рук я проведу разбор глобального финансового кризиса и сравню его с прежними дискуссиями о кризисах капитализма. К теме опыта России я присовокуплю обзор российского опыта постсоветских реформ, подчеркивая, что освобождение рынков привело не к увеличению добавленной ценности, а к гипердепрессии и целому сонму общественных бед.
Все это будет сделано с намерением подготовить почву для того, чтобы на более теоретическом уровне подобраться к фундаментальному конфликту между законным собственным интересом и чистой жадностью – к конфликту, который является основной темой всей книги.
Невидимые руки[13]
Прежде чем приступить к непростой теме жадности, сделаем одну оговорку. Хотя мы не морализаторы, а теоретики, мораль все же играет важную роль в определении действий индивида. Вследствие этого мы должны будем придать особое значение тем процессам формирования общественных норм, которые могут сдержать или поощрить преследование индивидом собственных интересов, выходящее за пределы того, о чем когда-то писал Адам Смит. Чтобы подготовить почву для подобных рассуждений, мы начнем свое путешествие в Голливуде.
Когда жадность была добродетелью
11 декабря 1987 г. фильм «Уолл-стрит» вышел на экраны 730 кинотеатров по всей территории Соединенных Штатов. Он собрал более 4 млн долларов за первые же выходные; в целом по Северной Америке картина собрала 43,8 млн долларов[14]. В фильме, снятом Оливером Стоуном, Майкл Дуглас играет роль Гордона Гекко, крайне успешного, но совершенно беспринципного захватчика компаний. Чарли Шин играет роль честолюбивого молодого биржевого маклера Бада Фокса, который в начале фильма боготворит Гекко, а в конце предстает перед Комиссией по ценным бумагам и биржам по обвинению в использовании инсайдерской информации.
Этот фильм актуален для нашей темы просто потому, что превосходно изображает этику и мораль (точнее, их отсутствие) среди воротил с Уолл-стрит в бурные 1980-е годы[15]. В одной из ключевых сцен Гекко обращается к совету директоров и акционерам вымышленной компании под названием Teldar Paper: «Дело в том, дамы и господа, что жадность за неимением лучшего слова – это хорошо. Жадность – это правильно. Жадность работает. Жадность проясняет и описывает саму суть эволюционного духа. Жадность во всех ее формах – жадность до жизни, до денег, до любви, до знаний – движет человечество вперед, и жадность, помяните мое слово, спасет не только Teldar Paper, но и ту разваливающуюся корпорацию, что мы называем США»[16].
Этот монолог стал объектом постоянного цитирования, прежде всего потому, что противоречит давней традиции осуждать жадность, присущей западной культуре и особенно христианской вере. В Библии сказано, что «корень всех зол есть сребролюбие»[17], и жадность традиционно причисляется к семи смертным грехам, за которые человек может быть осужден на вечные муки