Вообще-то, оно только так и может происходить. Только так оно и происходит. Воспринятое без предвзятости. Побудившее, заставившее воспринимающего от нее отказаться. И в итоге отказаться вообще от самого себя.

Воспринятое без предвзятости воспринято как существующее само по себе, безотносительно к нам. И вот он – парадокс: я не могу оставаться отдельностью в присутствии безотносительного мне. Казалось бы, как такое возможно: то, и только то, что вообще не учитывает моего присутствия, оказывается не-иным мне, то есть тем, что ближе даже, чем родное, родственное?

Разгадка в том, что безотносительное не может восприниматься как часть. То, что есть относительно нас, предполагает или закладывает, что помимо него есть еще мы, а потому заведомо выставляет себя частью или фрагментом/куском бытия. В свою очередь, то, что в состоянии быть само по себе, не предполагает ни окружающей его среды, ни своих зрителей-соседей. Другими словами, выступает уже не как часть, а как целое. Потому и сложно, вернее, невозможно оставаться отдельностью, коль скоро открылось присутствие того, что в состоянии быть само по себе; чье бытие безотносительно нам и кому/чему бы то ни было. Это с частью можно быть параллельно, на правах другой части. А вот на правах другого целого соседствовать с целым уже не получится, поскольку лишь частей может быть несколько, в то время как целое может быть лишь в единственном числе.

Итак, воспринятое без предвзятости есть сущее само по себе как целое и цельное. Именно сущее само по себе может быть (происходить) везде. Оно везде и есть (происходит). Не предусматривая иного себе, оно не предусматривает и своих границ.

Разумеется, это «сущее само по себе» обнаруживается в чем-то конкретном – в живом существе, в явлении природы, в произведении искусства, в чьем-то поступке, в событии или происшествии; только фокус при этом смещается, и на месте, скажем, конкретного живого существа оказывается жизнь как таковая, которая через мгновение оказывается и на твоем месте тоже.

Признаться, все эти построения, при всей их важности как минимум для их сочинителя, несколько трещат по швам. Так, выше было заявлено, что воспринятое без предубеждений есть сущее само по себе как целое и цельное. Вообще-то, таковое некому воспринимать (мы воспринимаем то, что есть относительно нас, а не само по себе) и в таковом нечему восприниматься (воспринимается преломляющееся вовне, однако преломляться вовне – прерогатива части, не-целого).

Восприятие без предвзятости – это уже не совсем восприятие или совсем не восприятие, которое по определению есть восприятие кем-то чего-то. Соответственно, воспринятое без предвзятости не совсем воспринятое. Или совсем не воспринятое. То есть эту формулировку – воспринятое без предубеждений – лучше отбросить.

Она позволила начать разговор, но не более того. Может быть, поискать новые, более уместные формулировки, которые позволят разговор продолжить? Навряд ли это хорошая идея. Сам наш язык настроен на то, чтобы на нем говорили про воспринимающего и воспринимаемое, а не про их аннигиляцию. Сам наш язык готов поддержать нас лишь в том случае, если мы продолжим разговор про восприятие кем-то чего-то, а не про случаи, когда воспринимать некому и нечего. Он не позволит им пользоваться, если обнаружит, что воспринимающий и воспринимаемое трактуются как проницаемые друг для друга.

По аналогии с мухами и котлетами, язык подразумевает, что воспринимающий – отдельно, воспринимаемое – отдельно. При всяком другом раскладе он заставит говорящего путаться, сбиваться, противоречить себе, строить все более шаткие конструкции. Поэтому, не дожидаясь столь неприятных последствий, лучше остановиться и замолчать. Пусть уже сказанное будет преамбулой к этому молчанию.