– Ой! – Я взвизгнула, потеряв равновесие, и совершенно непроизвольно взмахнула ведром.

Устоять устояла, но вся вода оказалась… на морде Ладона. Капала на пол с носа, стекала ручейками по шее. Ладон закатил глаза. В них, к слову, вода тоже попала в приличном количестве.

– Простите, – пробормотала я.

И в довершение всего случайно смахнула на пол щетку.

– Э-э-э… я сейчас!

Пошла на штурм крепости уже со вторым ведром, отчаянно пытаясь в голос не ржать. Просто морда у Ладона в этот момент была совсем не устрашающая и какая-то очень забавная. Удивительно, как быстро ко всему привыкает человек. И удивительно, как быстро такой человек, как я, находит повод посмеяться в такой незавидной ситуации.

– Ты учти, я могу и не поймать, если вздумаешь лететь вниз, – сообщил Ладон.

Подумала. Оценила. Перепугалась. Высота – этажа два, свалюсь и раньше времени завершу план Ладона.

– Я не хочу лететь вниз.

– Я тоже не жажду спать рядом с пятном на полу, – хмыкнул дракон. – Может, пошевелишься?

Кое-как установив ведро и опустившись на колени, я начала тереть грубую драконью кожу, чувствуя себя при этом очень странно. Он же был человеком! Я помнила встречу в лесу и возвращение в замок, очень хорошо помнила каждую деталь его необычной внешности. А тут – дракон, единственный в своем роде.

Я увидела один отломанный шип, а еще старые рубцы от ран и порезов. Были среди них и свежие, из которых еще сочилась кровь.

– Больно? – спросила я.

– Переживу.

Это вряд ли. Повинуясь какому-то совершенно не свойственному мне желанию причинить боль, вылила горячую воду на одну из свежих ран. Ладон зашипел и дернулся было, но я все же удержалась на спине. А потом приложила холодную руку с заживляющим заклинанием и смотрела, как затягивается кожа, оставляя лишь шрам, коих у него было в достаточном количестве.

– И что это было? – спросил Ладон, когда я вернулась с очередным ведром.

– Я не опущусь до твоего уровня. И не буду выращивать в себе ненависть, способную меня убить. Ты сделал мне больно. Испугал. Посмеялся. Я отомстила.

– Ну так и мстила бы себе дальше, кто мешал-то?

Драконы, оказывается, умеют весьма красноречиво усмехаться.

– Мешаю себе я. Не хочу причинять никому боль. Даже тебе.

– Глупая девка. Твоя наивность привела тебя ко мне. Твоя показная доброта и игра в благодеяние привела тебя к могиле.

– Еще не привела. – Я занялась лапами.

Его лапами, разумеется.

– Приведет.

– Зато меня не мучает злоба и ненависть ко всему вокруг. А тебя – мучает.

Дракон как-то неопределенно хмыкнул:

– С чего ты решила?

– Я не вижу больше причин, по которым разумное существо может пытаться развязать эту войну. Ненависть. Злоба. Зависть. Боль. Выбирай сам.

– Идеалистка. Все-то у тебя сводится к простым человеческим чувствам. Мои мотивы многокомпонентны.

– Главный мотив все равно один, – возразила я и перешла на хвост.

Он молчал, пока я заканчивала помывку. И только когда я уже сложила щетки в пустое ведро и озадаченно огляделась в поисках Тхэша, огорошил вопросом:

– Как тебя называла мать?

– Что? – Я моргнула.

Упоминание о маме, такое неожиданное, отозвалось в груди болью.

– Как она тебя называла? Эллочкой?

– Элькой. Или… или Эльчонком.

– Глупо. Очень глупо твои родители поступили, разрешив тебе работать.

Это он к чему сказал? Отпустил бы, раз такой сентиментальный! У Ладона, похоже, были свои проблемы и свои мысли, узнать которые мне никогда не будет суждено. И пускай. Ненавижу только эту неопределенность, эти вечные метания в ожидании своей участи, жалость к родителям, к себе, к Рысу, которого, по словам дракона, тоже ждала смерть.