– Мне нужны гарантии.

– Тогда стоило прикопать меня прямо под тем великолепным дубом – это было бы наилучшей гарантией молчания.

Эмиль хмыкает, будто и впрямь решает обдумать такой вариант.

– Мне ничего не нужно, – продолжаю шептать я, всё больше злясь. – Не представляю, как вас в этом убедить, если честного слова недостаточно.

– Не волнуйтесь, я уже в поисках такого средства.

Сдерживаюсь, чтоб не выругаться как портовый грузчик. И что получается? Шантаж – плохо, уверения в полной верности – тоже никуда не годятся! Боги, прошу, не заставляйте меня проходить через это испытание в третий раз!

Музыка стихает. Я с облегчением высвобождаюсь из плена его рук и запаха парфюма. Когда Эмиль провожает меня обратно к родителям, нас сопровождает шлейф перешёптываний. Великий князь благодарит отца, кивает матери и уходит, оставляя меня в полнейшем раздрае.

Маменька, прикрывшись веером, говорит тихо, но так, чтоб я непременно услышала:

– Это было неосторожно, дочь.

Вот уж точно. Очень неосторожно.

Поездка из пансиона благородных девиц мадам Марсиль в Вейсбург занимает всего три часа, но мои сборы растягиваются до полудня. Я медлю на каждом шагу, то и дело открывая сундуки и вороша платья под предлогом проверки, всё ли собрано. Наконец, Мила не выдерживает. Отстранив меня от руководства служанками, она развивает такую бурную деятельность, что через полчаса вся поклажа собрана и отправлена вперёд отдельной каретой вместе с горничными.

Алису я так и не встречаю. Подруга избегала меня за завтраком, не открывает дверь и сейчас, когда я скребусь в её комнату перед самым отъездом. Спуститься к карете она тоже не хочет. Я оглядываюсь до тех пор, пока мы не проезжаем ворота из парка, ожидая увидеть её рыжую шевелюру, но графиня непреклонна.

Маменька и отец уехали рано утром, а великий князь вернулся в столицу и вовсе сразу после приёма. Хочется надеяться, что на ночной дороге может приключиться всякое: вдруг его похитили, и следующие три месяца я с ним попросту не увижусь? Вздохнув, отмахиваюсь от нелепых фантазий.

Погрузившись в размышления о своей невеселой судьбе, я смотрю в окно. Карета едет плавно, мягко покачиваясь из стороны в сторону. За стеклом проносятся леса и перелески, сменяемые равнинами, засеянными пшеницей, рожью и овсом. То и дело мы проезжаем речки, устремлённые туда же, куда и дорога – к столице.

Тогда я видела Вейсбург первый раз в жизни. Маменька решила, что приобщать единственную наследницу рода фон Армфельт нужно только после восемнадцатилетия, иначе столичный разгульный образ жизни привьёт мне неправильные представления об обществе. Зря беспокоилась: привиться ничего лишнего не успело.

Мила то и дело пытается отвлечь меня от грустных мыслей разговорами, но я слушаю в пол-уха, и она переходит к болтовне со Снежей, единственной служанкой, едущей с нами вместе.

–…В приграничье снова проклятых видели, представляете? Как они через Сумеречную Стену проникают – ума не приложу! Говорят, великий князь Эмиль лично ездил в Гранцбург, проверял готовность военных отрядов и даже участвовал в стычке с теневыми магами. Ах, какой он бесстрашный! Я вчера одним глазком его увидела – такой красивый!

Ненавистное имя выдёргивает меня из мрачных размышлений. Я незаметно кривлю лицо, когда служанка с придыханием восторгается Эмилем, но слушаю уже внимательнее.

– Ещё говорят, в Гранцбурге начали женщины пропадать, – продолжает служанка, отвлекаясь от обсуждения достоинств великого князя. – Мол, их проклятые к себе за Стену утаскивают. А женщины эти… ну, падшие…