«А вдруг он говорит правду? – подумал Федотов. – Что если он не вор, а жертва злого розыгрыша? А кто же тогда виновен? Возможно, дело не такое простое, как показалось на первый взгляд. В любом случае нужно во всем разобраться».

Оркестр собрался в репетиционной комнате, все расселись по местам. Началась генеральная репетиция концерта для скрипки с оркестром № 2 Белы Бартока.

Бажен солировал. Хармонин встал за пульт, но с первых аккордов сегодня не задалось. Оказалось, виолончелист и скрипачка во втором ряду перепутали ноты и украдкой от дирижера, свернув их в трубочку, передавали друг другу. Операция прошла успешно, дирижер ничего не заметил.

Но вот отсутствие арфы не заметить очень трудно. Машина, которая должна была привезти инструмент из ремонта к началу утренней репетиции, застряла где-то в дорожной пробке. Но Хармонин на компромиссы не шел. Есть арфа, нет арфы – играй. Бедной арфистке ничего не оставалось, как перебирать руками воздух, имитируя игру на арфе. Сидящие рядом еле сдерживали улыбки. Дирижер даже придрался к ней пару раз – мол, играет слишком громко. На этом шуточки кончились.

Первую часть концерта, AlIegro non troppo, отыграли сносно.

На вторую часть, Andante tranquillo, оркестр несколько раз не смог вовремя вступить, эмоциональный и вспыльчивый от природы дирижер занервничал и кинул в провинившегося музыканта дирижерскую палочку.

В конце третьей части, AlIegro molto, когда валторна не смогла сыграть чисто, дирижер окончательно вышел из себя и швырнул на пол партитуру. Затем промокнул вспотевший лоб платком, снял ботинки и продолжил репетицию, стоя в одних носках.

Бажен сидел ближе всех к подпрыгивающему и яростно размахивающему руками дирижеру. Запах вспотевших ног Хармонина настиг его первого в полной мере. Это было жестоко.

В программке концерта написано: «Классика ХХ века. Барток – от мрака, ужаса и безысходности наших дней – к миру, свету и радости».

Бессовестно врут!

Перехода к радости и свету не случилось. Бажену очень захотелось все эти народные венгерские ритмы с задворок Восточной Европы, ставшие теперь достоянием мировой классики, задвинуть на задворки обратно. Вместе с носками дирижёра. Но приходилось делать вид, что все в порядке.

Только Серёга Скрипочка, барабанщик, мог, не скрываясь как другие, подсмеиваться над Хармониным и дырочками в его носках. Барабанщик располагался от дирижёра дальше всех, запах потных ног и дирижёрская палочка до него не долетали.

К счастью, рано или поздно все заканчивается. Подошла к концу и эта жаркая в прямом и переносном смысле репетиция.

Бажен устало опустил скрипку. На коже, выше воротничка рубашки, отчетливо краснела полоса – инструмент, как всегда, натер шею.

– Жека, ты молодец! Хорош как всегда! – к Бажену подошёл альтист Вячеслав, – а мне вот сегодня досталось от нашей Хармони!

– Славка, ты ж фальшивил жутко, – мягко, по-дружески произнес Бажен. – Ждал, что наш свирепый дирижер по голове тебя погладит за это? По голове он может только настучать!

– Так я ж простуженный! Осложнение на уши пошло. Правое ухо слышит «до», а левое – «до-диез»! – Для доказательства Вячеслав вынул из кармана камертон, ударил им по пюпитру и приставил к своей макушке. – Ну, вот, точно, разный звук! В левом ухе жужжит что-то и не так хорошо слышно, как в правом!

Бажен засмеялся:

– Осторожнее с камертончиком! Так и к космосу подключиться недолго! Поймаешь сигнал от инопланетян из соседней галактики, и прилетят за тобой зеленые человечки на тарелочке!

– Да ну тебя, – обиженно отмахнулся Слава и пошел жаловаться на свое ухо скрипачке Леночке.