Евграфову надоедает ждать, он лично обходит машину, открывает мне дверцу и выволакивает наружу.
— Ты, что, как мышка, забилась в норку? Не бойся, я тебя не съем, — он жестом отпускает водителя, а сам прижимается сзади и шепчет низким басом: — Может, немного покусаю.
Я отскакиваю от него, как ошпаренная, а сердце ускоряется в груди.
— Только без рук. Иначе я не пойду с тобой.
Карим потягивается, зевает, прикрывая рот, и смотрит на часы:
— Ты меня притомила. Я хочу спать.
У лифта он прикладывает палец к сенсорной панели. Внутри кабинки зеркальные стены и всего одна кнопка с домофоном. Мы молча поднимаемся на самый верх –выходим прямо в холле роскошного пентхауса со стеклянными стенами и шикарным видом –весь город, как на ладони.
Квартира просто огромная, двухуровневая с лестницей на второй этаж –настоящий дом на верхнем этаже многоэтажки.
Карим проводит глубже, в гостиную, скидывает по дороге пиджак и расстёгивает ремень, резким движением выдёргивает и отбрасывает на диван, потом и рубашку расстёгивает полностью, вытаскивая из брюк.
— Присаживайся, — показывает на диван, берёт пульт на журнальном столике и щёлкает, включая газовый камин, вмонтированный в стену и тихую фоновую музыку.
Полы расстёгнутой рубашки не скрывают рельефную накачанную грудь с огромной татуировкой, которая так и притягивает мой взгляд, но разглядеть не получается, я заставляю себя отвести глаза.
Конечно, он замечает, ухмыляется и скидывает рубашку на диван.
— Можешь раздеться. Не стесняйся.
Я лишь обхватываю себя руками, присаживаясь на краешек дивана.
Карим разворачивается и идёт в кухонную зону, к холодильнику. Я подглядываю –брюки немного приспустились без ремня, из-под них провокационно торчат светлые боксеры.
— Надеюсь, ты любишь сладкое? — кричит он, копаясь в холодильнике и возвращается с двумя пирожными.
Становится напротив меня, одно пирожное протягивает мне, а второе чуть ли не целиком заталкивает себе в рот и жадно жуёт, поедая при этом своими карими глазами …меня. А я смущаюсь и перевожу взгляд на его перепачканный сладким рот, наблюдаю, как он слизывает крем с нижней губы.
Когда он чуть наклоняется ко мне, я смаргиваю и опускаю глаза ниже –утыкаюсь прямо в его татуировку на груди. Огромные чёрные крылья во весь размах наколоты на ключицах. Я рассматриваю искусно прорисованные пёрышки. Крылья словно гипнотизируют, завораживая. И так похожи на настоящие.
Сама не понимаю, как тянусь потрогать.
И… получаю по протянутой руке, а мне на юбку летит кулинарный шедевр.
Карим слегка отшатывается и цедит:
— Не трогай то, что не разрешали.
Я не успеваю перехватить пирожное. Зато теперь я отрываюсь от завораживающей грудной клетки, растерянно разглядываю жирное пятно от крема на тёмной ткани, не в силах справиться с трясущейся губой.
Если у меня еще оставалась смутная надежда вернуть деньги за дизайнерское платье из дорогущего бутика, то теперь она медленно тает прямо вместе с кремом, который впитывается, растекаясь неровной кляксой.
Он точно сделал это специально! Козёл. Хочет, чтобы я разделась?
Слышу его ехидное:
— Упс, какая нелепая случайность.
Несколько картинок примерно, как могла бы выгляеть тату Карима. Мне, наверное, №8 больше нравится)))
17. Глава 7.2
Карим дожевывает своё пирожное. Ему смешно, он развлекается за мой счёт. Причем, в прямом смысле «за мой счёт» –теперь я точно не смогу вернуть платье.
— Чего не ешь? Не хочешь или брезгуешь? — он продолжает веселиться, присаживается передо мной на колени. — Пять секунд не прошло –не считается, — и пока я не успела среагировать, заглатывает остатки кондитерской роскоши с моих колен, жует и трется носом мне где-то между ног, обхватывая руками бёдра. — Вкусно. Тебя я тоже съем.