Его лицо останавливается в десятке сантиметров от моего. Продолжая сверлить меня пристальным взглядом, он чуть склоняет голову набок и медленно, по слогам проговаривает:

— И как?

— Что? — хриплю в ответ, наивно хлопая глазами.

Он так близко, что я отчётливо вижу, как ходят желваки на его гладко выбритых скулах и могу рассмотреть тёмно-серый камень с молнией, заключённой в треугольник на белоснежном шейном платке.

От него пахнет сандалом, мятой и… злостью.

Очевидно, мой ответ ему не нравится, потому что складка между его бровей углубляется, глаза уменьшаются в опасном прищуре. Но когда он снова заговаривает, его низкий голос звучит ровно:

— Как тебе хватило наглости заявиться на экзамен? Ты настолько бесстрашная, Лианда? — моё имя он проговаривает особенно медленно, словно пробует на вкус. — Или попросту глупая?

Чувствую, как моё лицо заливает краска. По всему получается, что второй вариант, учитывая, что мне и вправду не хватило мозгов даже разузнать, какую должность занимает тот, кого собралась бросить у алтаря. Но не признавать же это вслух?!

— Я… я… просто хотела здесь учиться, — выпаливаю, пряча глаза. А что ещё мне остаётся сказать?

Смотрю на пуговицу на его камзоле. Тракское серебро. Одна такая пуговица стоит… О чём я думаю, о Стихии?! Вздрагиваю от того, что мужские ладони вновь ударяются о стеллаж и оказываются ещё ближе к моим плечам, почти вплотную к ним. Капкан мужских рук смыкается сильнее. Затем я слышу над ухом звенящий от ярости голос:

— А я хочу получить то, что положено по брачному договору, который сейчас жгёт мой внутренний карман. Понимаешь, о чём я?

— Согласно пункту шесть Устава Академии Стихий, — начинаю было я цитировать вызубренный наизусть спасительный пункт, освобождающий адептов от любых гражданских и семейных обязанностей.

— Не надо! — рявкает надо мной раздражённо тёмный ректор, затем добавляет чуть спокойнее. — Не надо мне зачитывать правила, которые я знаю лучше тебя.

Но то ли подействовало напоминание об этих самых правилах и вытекающем из них нашем с ним новом статусе ректора и адептки, то ли мой испуганный взгляд, но лорд Грейвуд убрал руки и сделал шаг назад. Я перевела дыхание и обхватила себя за плечи, мысленно благодаря Стихии за эту краткую передышку.

Ректор делает пару шагов по коридору, затем оборачивается. Он снова владеет собой и смотрит на меня так же, как в первый день знакомства: равнодушно-холодно.

— Вот, как мы поступим, — начинает он голосом, не терпящим возражений. — Ты напишешь заявление на отчисление по собственному желанию. Я закрою глаза на твою наглую выходку с побегом и приходом на экзамен. И мы продолжим с того места, где остановились. Словно ничего не случилось.

— Нет, — шепчу едва слышно.

— Нет? — удивлённо приподнимает бровь.

Мотаю головой из стороны в сторону и смотрю на него испуганно, но твёрдо. Выдерживаю взгляд.

— То есть, по-хорошему ты не хочешь, — медленно произносит он, чеканя каждое слово.

Молчу, глядя в пол.

— В таком случае, Лианда, — как странно, когда я слышу, как он произносит моё имя, по телу бегут мурашки. Как он это делает, как-то по-особенному, как никто и никогда его не произносил. — В таком случае — будет по-плохому.

Вскидываю на него изумлённые глаза. Он закрывает почти весь проход своей широкоплечей фигурой. Руки скрещены на груди. Губы сомкнуты в прямую линию. Подбородок надменно поднят. Тёмно-карие глаза кажутся чёрными от злости: его уже порядком утомило моё упрямство.

А дальше он презрительно цедит сквозь зубы то, от чего я окончательно холодею:

— Ты вылетишь отсюда с треском раньше, чем успеешь сказать «первый экзамен». И вот тогда я устрою тебе весёлую жизнь в Диких скалах, — при этих словах мои глаза в ужасе расширяются, его же наоборот сужаются ещё сильнее. — Есть у меня там один полузаброшенный одинокий замок на краю утёса. Самое место для непокорных жён, чтобы учиться смирению! Только ты, бушующий океан и толпа привидений. Никто ведь не обещал, что семейная жизнь всегда легка и приятна, не так ли, Лианда?