В общем, я пришла на “сходку” с пятнадцатилетними детьми, но ощущала себя так, будто попала на настоящие криминальные разборки. В девяностые это могло закончиться чем угодно.

“Ты понимаешь, крыса, что за этот поступок мы тебя сейчас пустим по кругу…” – металлическим тоном сказал мне главарь школьной банды по имени Тимур. На мгновение эта угроза группового изнасилования заморозила мое тело и все мои чувства. А потом я вдруг ощутила внезапный прилив мистических сил и сказала сама себе мысленно:

“Ни одна сволочь меня здесь не тронет, иначе все сядут.” Я физически ощущала мощное поле, сохранившее мою честь от публичного позора.

К счастью, этот эпизод обошелся без насилия, меня просто коллективно травили в школе шесть месяцев подряд. Тогда я поняла, что я очень сильный и смелый человек. Я могла сменить школу, могла рассказать своему криминальному бойфренду про травлю, но я промолчала и осталась в школе. Я ходила туда каждый день как на казнь.

Возможно, это был вид изощренного самоистязания. Я винила себя за подлый поступок больше всех моих палачей. Однако, изо дня в день я несла свой крест с высоко поднятой головой и идеальной осанкой. Я дала себе слово, что выдержу все, и однажды травля прекратилась. В тот день за мной к школе приехал мой бандит на красивом авто, и все сверстники мгновенно прикусили языки. Вместо чудовищных оскорблений они стали почтительно кивать мне в знак приветствия. Возможно, это было еще одним поводом, почему я продолжала с встречаться с жестоким любовником.

Однако, до массовой ненависти, как, впрочем, и до коллективной любви мне тогда уже не было никакого дела. Я отделилась от социума. Его прикосновения к моей гиперчувствительной душе были слишком болезненны. Сама того не понимая, я прожила на безопасном расстоянии от близких связей и глубоких чувств до тридцати семи лет. Именно в этом возрасте я родила ребенка и впервые почувствовала, что больше не боюсь. Ни боли, ни любви, ни даже смерти.

В восемнадцать лет я уехала из родного города в Тюмень и поступила на журфак на бюджетное место. Помню, в детстве я бредила игрой на фортепиано, но сварливая училка музыкальной школы растоптала мою зарождающуюся любовь к искусству. После двух лет публичных порок без каких-либо внятных оснований я даже мечтала сломать себе палец, чтобы больше не ходить в музыкалку и не видеть ее перекошенного злобой лица. К слову, я до сих пор не притрагиваюсь к пианино. Тело отказывается повиноваться, хотя в голове не раз мелькала мысль сесть за инструмент и вспомнить давно позабытое удовольствие от касания к белоснежной нежности чутких клавиш.

Журналистом мне захотелось стать гораздо позже, но я точно знала, что этой мечты не уступлю никому. Я за нее боролась. Так, написав грандиозный сценарий для школьной игры в КВН и выиграв конкурс репортажей на местном телевидении, я сама себе проложила дорогу в желанный мир. Только там я могла быть творцом, художником, экстравагантной дивой с каким угодно прошлым и создавать из слов и идей новую реальность. Этот новый чудесный мир стал для меня спасением.

Я поехала покорять Москву, пребывая в иллюзии, что точно стану в этом городе настоящей звездой экрана. К тому моменту я уже закончила три курса тюменского журфака, попробовала свои силы на местном ТВ. Словом, к профессиональной составляющей моей личности у меня не было претензий. Задатки, очевидно, были. А вот в душе царил полный раздрай. В возрасте двадцати одного года я не то, чтобы не верила в себя, у меня вообще не было с собой никакого выстроенного диалога.