Потом мы снова поднялись в воздух. Вторая часть полета проходила над покрытыми лесом холмами и долинами. Вдруг Соломон показал вниз, на узкую яркую ленту: «Вот она, Омо».

Извиваясь и петляя по широкой лесистой долине, река стремилась на юг. Когда мы взлетели над горным хребтом, она скрылась. Соломон передал мне управление самолетом, и я следовала его указаниям. «Держите прямо вниз на эту долину, а Омо сделает петлю и встретит нас по ту сторону гор», – сказал он, показав на видневшийся вдали край горного хребта. Я вела самолет примерно полчаса, снизившись с 1,5 км до 450 м. Потом, когда снова показалась река, управление взял Соломон, и мы приблизились к месту назначения. Самолет перелетел горы, и теперь под нами была широкая пойма, которой Омо выписывала большие коричневые кольца. Рядом с рекой часто росли деревья, дальше от берегов были разбросаны низкорослые кусты. Место было еще более зеленым, чем я ожидала, а пойма реки просто огромной. Я поразилась, как же Ричард Лики нашел те останки.

Когда мы снизились, на холме над широкой дугой Омо показались строения. Это была Колчо, самая близкая к лагерю Муруле деревня, в которой я собиралась остановиться. Мы покружили и приземлились на пыльную взлетно-посадочную полосу. Меня встречал Энку Мулугета на «лендкрузере». После разгрузки самолета Соломон полетел в Аддис-Абебу; в пятницу он вернется за мной. А я осталась в самой глуши.

Лагерь Муруле расположился прямо на берегу Омо, которая здесь была широкой и грязно-коричневой. После недавних ливней в горах река стала полноводной и стремительной. Небольшие строения окружали высокие деревья. Почти сразу я услышала какое-то движение вверху, и меня окатило дождем из листьев и мелких веточек. Я подняла голову – через раздвоенную ветку на меня пристально смотрела черно-белая обезьяна колобус. Наши взгляды встретились, и она с удивительной ловкостью бросилась через деревья. Вслед за ней устремились другие колобусы.

Я ожидала увидеть совсем простой лагерь, и была приятно удивлена своим небольшим жилищем. На окнах с москитными сетками висели занавески, снаружи их закрывали жалюзи из рафии. В большой комнате – двуспальная кровать, незатейливый деревянный стул и подоконник, достаточно широкий для моей сумки. В углу висела единственная лампочка, но с обеих сторон кровати стояли горшки с песком, свечами и спичками. (Электричество здесь случайная роскошь, оно вырабатывается генератором в течение всего нескольких часов после заката.) У меня была даже квадратная и бетонная ванная комната с унитазом, раковиной и душем, вмонтированным в потолок. Вода для душа не нагревалась и не очищалась и поступала прямо из Омо, но все оказалось гораздо шикарнее, чем я ожидала обнаружить в таком удаленном месте посреди Великой рифтовой долины, несмотря даже на то, что мне пришлось делить ночлег с несколькими гекконами и странным пауком, предпочитавшим скрываться в рулонах туалетной бумаги (при встрече и я, и паук пугались до смерти).

Черно-белая обезьяна колобус в лагере Муруле

Я закрепила противомоскитную сетку. Уже смеркалось, и начинали кусаться москиты. Приближалась ночь, я сидела на деревянном стуле с пакетом еды и бутылкой местного пива St. George и смотрела на Омо. Здесь я была очень осторожна в отношении еды и воды и ничего не пила и не ела, кроме как из пакетов или бутылок. Мы были слишком далеко от цивилизации, и я не хотела рисковать и упускать единственный шанс посетить место, где были найдены окаменелые останки Омо. Около десяти я легла спать. Завтрашний день должен быть начаться рано, и я знала, что он будет трудным.