Но в 2005 г. были опубликованы новые данные о более древнем возрасте скелетов Омо. Группа геологов и антропологов во главе с Иэном Макдугаллом из Австралийского национального университета повторно посетила стоянку, где они были найдены. Места обнаружения останков определяли по описаниям и фотографиям. Подтверждением места, где нашли Омо I, стало обнаружение недостающих окаменелых фрагментов черепа, точно совпавших с оригинальной находкой [2].

Хотя оба набора останков были найдены на противоположных берегах реки Омо, они располагались в одном стратиграфическом слое, лежащем точно между слоями вулканического туфа. Это было очень кстати, поскольку туф поддается датированию с помощью изотопов аргона.

Оказалось, что глубокий слой сформировался немного позже, после 196 тыс. л. н., а более поверхностный датировался самое большее 104 тыс. л. н. Слой, в котором были найдены останки, располагался точно поверх более глубокого слоя туфа. Поэтому Макдугалл и его коллеги утверждали, что возраст останков практически совпадает с возрастом глубокого слоя и составляет примерно 195 тыс. лет. Новые данные сделали Омо самыми древними в мире останками анатомически современного человека.

Сейчас останки находятся в музее Аддис-Абебы, но я хотела увидеть место, где их обнаружили. В некотором роде это было паломничеством, ведь я собиралась посетить дом наших предков. Подростком я очень любила книги Ричарда Лики и не могла поверить, что получила шанс посетить места, о которых когда-то узнала из книг. Названия казались мне легендарными и даже мифическими: Великая рифтовая долина, река Омо, озеро Туркана. Но это реально существующие места. Однако я направлялась в одну из самых отдаленных частей Африки, и найти точное место обнаружения останков было нелегко.

В понедельник утром на маленьком легком самолете «сессна-караван», пилотируемом Соломоном Джизоу, я вылетела из Аддис-Абебы к лагерю Муруле (и самой близкой к стоянке Омо взлетно-посадочной полосе). Когда мы взлетали, было облачно, но вскоре прояснилось. Мы летели на юго-запад над зеленой сельской местностью, полями неправильной формы и круглыми, крытыми соломой строениями небольших сельских общин. С высоты соломенные постройки напоминали скопления коричневых грибов. Было видно, что в сельском хозяйстве преобладают мелкие фермы, и Соломон откровенно говорил о неэффективности производства продовольствия в Эфиопии. «У нас так много хорошей земли. Этого более чем достаточно, чтобы прокормить всех, – сказал он. – Но всем этим неправильно управляют». И точно, земля внизу была зеленой и плодородной. По сравнению с ужасными картинами голодных 1980-х Эфиопия выглядела совершенно по-другому. Но инфраструктура по-прежнему была плохо развита, дорог не хватало. Несомненно, было чрезвычайно трудно добраться до населения сельских районов, страдавшего от недостатка продовольствия.

Когда самолет пролетал над горами, Соломон сказал, что мы находимся в стране кофе. Поэтому, когда мы приземлились в Джимме для дозаправки, я «дозаправилась» местным кофе. Кафе в аэропорту представляло собой деревянную лачугу с железной рифленой крышей. Внутри группа мужчин играла на самодельной доске в шашки крышечками от бутылок. Высоко держа жестяной чайник, подошла красивая спокойная женщина и налила в мою китайскую чашку крепкий сладкий кофе.