— Отец хочет с тобой поговорить, возвращайся сразу после плавания, хорошо?

— Сама с ним говори, а мне нечего ему сказать! — раздражается подросток.

Перевожу взгляд на дверь кабинета, что от силы удара даже не захлопнулась. Перед глазами все еще стоит этот чертов чек на сумку, которую когда-то просила.

Удобно ведь…жена подкинула вариант подарка, пошел купил, и любовница довольна. А жена, она ведь подождёт, что с ней станет…

От собственных мыслей становится тошно. Мутит и буквально тошнит от отвращения.

— Леон… — выдыхаю в трубку ребенку: — Я понимаю, что это не просто..

— Не просто?! Мам, да он там в ресторане… ты думаешь, что в школе по этому поводу молчат?! Кажется уже весь город знает об этом! — шипит.

— Пожалуйста, Леон. Ради меня поговори с ним. Вы ведь были когда-то командой… — пытаюсь напомнить, как любил он проводить каждую свободную минуту с отцом.

— Это запрещенный прием, ма… — задерживаю дыхание, потому что знаю, он хоть и вспыльчивый, но очень разумный мальчик.

Где-то там внутри он прекрасный друг, отзывчивый товарищ и веселый собеседник. Просто сейчас это все с налетом дерзости и злости.

— Ладно, — спустя паузу выдает: — Но если…

— Леон, не наглей.

— Окей, но меня отпустят через полтора часа. — бросает он напоследок, отключая звонок.

В другой бы раз обязательно бы что-нибудь сказал в ответ на нравоучения. Но очевидно, сын сильно злится. Это, честно сказать, вызывает теплоту, ведь у меня есть мой самый любимый защитник. Я не одна, я с маленьким взрослым сыном.

Снова вихрь гнева на Аристова поднимается в душе. Этот человек даже отцом не достоин называться за то, что заставляет переживать своего сына.

Возвращаюсь в кабинет к Демиду уверенно и гордо вскинув подбородок, но не успеваю и слова сказать.

— Раз уж я нужен сыну, то я остаюсь дома, — с привычным равнодушием заявляет мне.

От его поведения, честное слово, глаза на лоб лезут.

— Это мои слова так подействовали?! Надо же! — хлопаю в ладоши, демонстрируя сарказм настолько, насколько могу: — Где ты был раньше, Демид?! О чем ты только думал?! — усмешка прорывается сквозь озлобленный крик: — Впрочем, какие вопросы…ты ведь думал, как бы присунуть первой же попавшейся, но не о своих детях!

— Перестань, Диана! — раздражается.

Вижу как ходят желваки, а сам прожигает убийственным взглядом. Когда-то я считала, что это выглядит сильно.

Но нет.

— Не перестану, потому что все это из-за тебя! — надвигаясь на него, тычу пальцем: — Как считаешь, что твой сын, которому ты нужен, думает по поводу отца, зажимающегося с юными девушками?!— горько улыбаюсь со стойким разочарованием.

Хочу, чтобы он испытывал стыд, чтобы ему стало противно от самого себя.

Демид проводит рукой по волосам, резко выдыхая и напрягая челюсть.

— Не драматизируй, — высекает словами: — С Леоном я решу, — смотрит так, будто я не умею разговаривать с собственным ребенком: — Не лезь.

Горько усмехаюсь.

— Папаша года… — вырывается тихим шепотом: — Он освободится через два часа. И…Демид, подбери слова, чтобы подготовить сына к нашему разводу.

Уже двигаюсь к двери, чтобы выйти из кабинета, но он хватает меня за руку.

— Поумерь свой пыл, — чеканит прямо в лицо: — Дети не будут расти с матерью-одиночкой.

— Вот как?! — театрально удивляюсь: — Хотя, да, ты прав… У них ведь будет отец выходного дня! — противостою, как могу.

Потому что не позволю вытирать ноги, ни об себя, ни тем более касаться Леона и Златы. Не после того, как самозабвенно и бескорыстно много лет назад отдала ему душу по его же просьбе.

— И это ты так решил, не я! — выдергиваю руку.

— Я ни слова не сказал о разводе. Это все твои фантазии и желание показать, что ты все можешь? Что ты сильная женщина, и детей накормит, и дом уберет, и ужин приготовит… Хотя вот, незадача, какой в этом смысл? А? — вздергивает бровь: — Как же мамочка отдаст детей няне?! Как же передаст ведение ремонта и уборки?! — смотрю на его спектакль, роняя слезы.