Но от нее сейчас зависит мое спасение. И если она захочет – и ее тоже.

– Замуж я не пойду за соседа. Я хочу отсюда уехать. С тобой, мама, и с Лейлой, – заговорила я тихо, зная, что она этого хочет. Хочет, чтобы нас никто не слышал.

– О чем ты, Мина?! – уставилась она на меня в шоке. – Куда? Зачем? Тут наш дом.

– Дом, где на тебя поднимают руку, а у меня ребенка забрали? – не сдержала я эмоций.

Раньше я не высказывалась на эту тему, не вмешивалась, но сколько можно терпеть и наблюдать молча за ее страданиями?

Но если я думала, что найду сочувствие, то не от того человека я его ждала.

– Обстоятельства сложились для тебя не так плохо, чтобы ты жаловалась, Рамина, – сказала она прохладно, не глядя мне в глаза, – где твоя благодарность? И замуж тебя выдаем за хорошего человека. Нельзя быть такой эгоистичной. А я так и вовсе не жалуюсь! С чего ты решила, что на меня руку поднимают? Говорю же, неловкая я, врезалась в дверь!

Я подумала-подумала, видя, насколько она преданна мужу, упряма и непримирима, и не стала напирать. Ее судьба в ее руках, а я должна о себе позаботиться. Тем более мама не считает, что я несчастна, не видит моих бед. Равнодушна к ним, как ни больно это признавать.

– Тогда помоги мне, мама. У бабушки Фирузы припрятано кое-что мое. Я отнесла ей еще в самом начале приезда кое-какие украшения, что остались с прежних времен. Принеси, я продам, уеду на эти деньги, – зашептала я быстро-быстро, уже представляя себя далеко отсюда.

Может, всем станет легче, если мы с Лейлой уедем?

Фируза была местной целительницей, а также моей бабушкой по матери, она в свое время приняла у меня роды, чтобы никто не узнал, откуда на самом деле появилась Лейла. Бабушка жила на отшибе, в небольшом каменном доме, не любила гостей, но, если я приходила, она встречала меня довольно-таки охотно. Правда, застать ее было сложно. Она то ходила за травами, то по домам, чтобы лечить местных жителей народными средствами.

Мои драгоценности она припрятала и ничего не сказала. Промолчала.

Мне даже показалось, что она не поняла, что я ей отдала и зачем.

Бабушка Фируза часто бормотала себе что-то под нос и выглядела невменяемой, ее вообще считали чудной и чуть ли не ведуньей. Порой ей удавалось предсказывать будущее или угадывать прошлое. Так что я догадалась – она прекрасно поняла, что я отдала ей драгоценности на хранение. Спрятала она их надежно на черный день, себе не прикарманила, отдаст, когда понадобятся.

Но сама я пойти к ней не рискую, отправлю маму.

Черный день настал.

– Принесешь, мам?

Она кивнула и, ничего более не сказав, вышла из моего закутка.

Я же пошла к своей узкой койке возле стены и улеглась.

Голод так и не давал мне уснуть. Неприятное сосущее чувство в желудке, от которого кружится голова и мысли путаются. Раньше я не знала, что такое голод.

Что такое – постоянно хотеть есть. Изнуряюще долго мечтать о еде. Представлять еду.

Глядеть голодными глазами на прилавки на рынке, чувствуя во рту скапливающуюся слюну. Даже подумывать о том, чтобы украсть краюшку хлеба или яблоко, ведь за это ничего, кроме позора, не будет?

Не посадят же меня за кусок хлеба?

Да и что мне позор? Я и так опозорена донельзя.

Заклейменная слухами по самую макушку.

Мама пыталась сначала кормить меня втихомолку, носила мне еду ночью.

Но отчим заметил и выписал ей по первое число. Сказал, что я не заслужила еще свою порцию с общего стола, а если хочу есть, надо работать лучше.

Мамина жизнь и так несладкая, мне не хотелось добавлять ей проблем.

Она и так уговорила отчима взять меня к себе в дом, обещая, что я буду прислуживать и пасти овец. Идти мне беременной было некуда, когда семья от меня отреклась, а муж, как оказалось, только использовал, а вовсе не любил.