Базарная площадь в Бую, как и везде, располагалась возле церкви. Пока церковные стоят на службе, народ из своих, из староверов, успевает отхватить лучшие товары. Приехали оптовики из города, привезли посуду, мануфактуру и одёжу разную, сапоги опять же, галоши, другую обувь. Сами закупают крестьянские товары.

Пока братья распрягали лошадь да обустраивались на месте, Ваня успел по всей ярмарке прошвырнуться. Чего тут только нет. Даже патефон видал. А один мужик предлагал всем какие-то бумаги купить, облигациями называются. Чудной человек. Кто ж за бумажки денег своих ему отдаст? Народ толпился вокруг него, дивовался, но Ваня не задержался здесь надолго, не любил время попусту тратить. Перекинулся парой слов со знакомыми парнями, а когда вернулся к своим, на соседнем возу с капустой заметил Наську Пикулеву. Она с отцом приехала. Они капусты привезли воз да сверх того несколько мешков луку-репки. Ваня даже позавидовал, какой отменный лук у них уродился: крупный, ровный, луковка к луковке, и прям золотой весь по цвету. Да и капуста знатная, тоже кочан к кочану. Наська сидела одна на телеге, на буёвскую церкву поглядывала. Занятная всё же она девчонка: сидит на простой телеге возле своей капусты, а вид имеет, будто она королевишна в золотой карете: спина прямая, руки на коленях так манерно сложены, будто она отродясь никакой работы не знала, острый подбородок гордо торчит вперёд, глаза вроде как полуприкрыты, а ведь всё небось видит, шельма. Ваня хотел подойти, поздороваться, да тут Колька его окликнул.

Нася сидела на возу, ждала отца, когда, услышав сзади громкий окрик «Иван!», оглянулась и увидела Ваню Некрасова. Сразу вспомнила, как сидела у него на колене в хороводе, и щёки её зарделись. Они не виделись с тех пор. Она стала наблюдать за ним украдкой. Деловой такой. Вон, мужик к ним какой-то бестолковый подошёл. «Ого, – говорит, – какая посконь у вас славная». А какая же это посконь, если это лён-долгунец. Нася чуть заметно усмехнулась. А Ваня (вот ведь какой!) взвился, как ужаленный: «Тебе бы такую посконь вырастить! Это лён!»

Тут отец подошёл, и Нася на время забыла про Ваню. Народ прибывал, пошла торговля. Время от времени Нася слышала за спиной запальчивый голос Вани. «Надо же, самый младший из братьев, а шуму от него, будто он тут главный», – удивлялась она. Сама же она помогала отцу молча, но сноровисто. Сама видела и понимала, что именно должна сейчас делать.

И вот с колокольни, будто прямо с неба, раздался ясный чистый голос большого колокола: «Иван-н-н!» Нася вздрогнула, оглянулась на звук. Некрасовы уже продали весь свой лён, Ваня подводил коня к своей телеге, повернул голову в Насину сторону. Они встретились глазами. Его ярко-синие и её тёмно-зелёные с карими крапинами. А на колокольне начался такой радостный перезвон, солнце так ослепительно заблестело, будто не осень сейчас, а весна вдруг пришла, и вот-вот птицы запоют, и деревья вновь зазеленеют. Наваждение длилось миг. «Это судьба, – подумала Нася, – это Господь с небес знак мне подал. Это суженый мой. Иван-н-н!» Они не улыбнулись друг другу, словом не перемолвились, а будто отметину друг на друга глазами поставили и занялись своими делами. Только Нася уж знала, что судьба её с этого дня решена навеки, ведь сам Господь прокричал ей заветное имя с небес: «Иван-н-н!»

Весь обратный путь с ярмарки Нася представляла себя невестой Вани. Размечтавшись, удивлялась сама себе: неужели невеста? В раннем детстве она переболела оспой, и лицо у неё было рябое после болезни. Отец на все полевые работы всегда брал её с собой, а там мужики вечно подшучивали над ней.