В тот раз братья Некрасовы видели своего отца в последний раз – летящим на коне впереди всех на выручку своим деревенским товарищам.

Так в Осиновике началась Гражданская война. Крестьянская война. В считаные дни она захватила весь Осинский уезд, а также и Оханский, и Красноуфимский. Скоро вся Пермская губерния пылала огнём, будто спичку кто поднёс. Поделился весь народ на белых да на красных, хоть морды у всех какими были, такими и остались.

Красные и белые всё скакали то туда, то обратно, воевали друг с другом за околицами родных деревень, устраивали какие-то собрания, но из мужиков в деревне остались лишь старики да дети, бабам же было не до собраний – успеть бы по хозяйству управиться. А хозяйство у всех значительно поубавилось: на нужды революции то красные, то белые забирали лошадей, коров, бараньи и свиные туши, муку, яйца и другие припасы. Бывало, забирали оставшихся дома немногих мужиков, били, а иногда и убивали.

Ближе к Рождеству стали слышны взрывы. Говорили, что взрывают железную дорогу, которую ещё до большой войны начали тянуть от Казани в Екатеринбург.

Ночью Кольке снился огромный рыжий таракан. Таракан сидел на его босой ноге и щекотал своими усищами. Колька решил раздавить злодея; так и не проснувшись, он подтянул другую ногу к животу и со всей дури пнул спящего рядом Ванюшку. Довольный, что наказал таракана, Колька повернулся на другой бок и уткнулся носом в подмышку Ивана-старшого.

От Колькиного пинка Ванюшка проснулся. По стенам избы качнулся и протянулся за печь свет керосиновой лампы. На окно поверх задергушек была накинута толстая материна шаль. Ванюшка замер, вслушиваясь в неясный шорох. В избе явно был кто-то ещё, иначе почто бы матери занавешивать окна да жечь лампу среди ночи на полу, за печью. Свет вновь полоснул по стенам, мать вышла с лампой в сени, негромко пошумела в чулане, вернулась. Сквозь щель полатей Ванюшка увидел большой отцовский валенок. На печи похрапывали дед с бабкой. Ванюшка приподнял голову, но увидел лишь материнский платок – мать присела на лесенку у печки. Мальчишка решил не выдавать себя.

Мать негромко причитала:

– Ну почто ты, Лупа, опять уходишь? Останься, хватит уж воевать. Всё одно вам их, супостатов, не одолеть. У нас с тобой сыны ещё не оперились. Кто их защитит, кто в люди выведет?

– Ладно, Василиса, не шуми. Недолга их власть над нами, Бог не допустит. Ну а кто же ему-то пособит, окромя нас? Иду я Василиса за Господа нашего, за Иисуса Христа воевать! Они, антихристы, вишь ли, самого Господа решили отменить.

– За Господа?! Ох, Лупа ты, Лупа! Не много ль ты, Лупа, на себя взять возомнил? Да на кого же меня-то оставишь? Кто же сынов твоих сохранит? – опять запричитала вполголоса мать.

– Не боись, Бог сохранит!

«Бог сохранит», – уже сквозь сон слышал Ваня отцовский голос. Утром только по красным глазам матери он понял, что услышанное ему не приснилось. Мать и словом не обмолвилась, что ночью приходил отец, а мальчишке отцовские слова крепко запомнились. Теперь Ваня мнил отца могучим богатырём, раз, оставив свою семью, он отправился самого Господа Бога из красного плена выручать!

«Ишь чего удумали: Бога нет! Антихристы! Куда же он мог деться? Всегда был – и вдруг не стало? Ничего, отец его отыщет и спасёт!» – так думал маленький Ваня, выстругивая себе ружьё из обломка жердины.

Эту зиму они впервые зимовали без отца. Тогда ещё ждали победного исхода схватки, не могли представить иного. Январь выдался снежный да морозный, а незадолго до Крещенья случилась небольшая оттепель. В тот день Ваня с Колькой бегали вокруг недостроенного дома, расстреливая друг друга снежками. Потом старшой колол дрова во дворе, а они с Колькой таскали их под навес, складывали в поленницу, чтоб просохли на ветру и снегом их не запорошило.