Мое внимание возвращается к маленькому мальчугану, который весь измазан авокадо.

– Макс, твой папа – самый властный родитель на свете?

Он визжит, и я моментально воспринимаю это как категорическое «да».

– Так я и думала.

Даже не сняв форму, я бегу трусцой по коридору в свой гостиничный номер. Стараясь ступать как можно тише, захожу в затемненное помещение, генератор белого шума[34] заглушает все звуки, которые я издаю, когда спешу к кроватке Макса.

С ним все в порядке. На самом деле я бы сказал, что с ним все более чем в порядке, он крепко спит в уютной пижамке, сжимая в кулачке свою любимую игрушку, о которой я не говорил даже Миллер.

Не знаю, почему я не рассказал ей о крошечной игрушке в форме лисы, на которой он помешан. Макс не засыпает без этой штуки, но, хотя я рад, что он заснул, я солгу, если скажу, что я в полном восторге от того, что новая няня, похоже, прекрасно справилась и без моих указаний.

Заметив свет, просачивающийся сквозь щель под соседней дверью, я постукиваю костяшками пальцев по перегородке между моей комнатой и комнатой Миллер.

– Войдите, – говорит она достаточно громко, чтобы я мог расслышать.

Открыв дверь, я вижу, что она сидит, скрестив ноги, на матрасе, полностью сосредоточенная на телевизоре. Радионяня Макса стоит на прикроватной тумбочке, чтобы она могла присматривать за ним, пока сама смотрит без звука передачу «Кулинарный канал».

– Для тебя это имеет смысл, если ты ничего не слышишь? – Я указываю на телевизор, но Миллер не смотрит в мою сторону, не отрывая взгляда от экрана.

– С выключенным звуком в этом гораздо больше смысла. Я просто хотела посмотреть, как они готовят фриттату[35]. Мне не нужна предыстория о том, что у их прабабушки была птицеферма и это вдохновило их на приготовление этого блюда для своих детей в их первый школьный день, понимаешь?

– Понятия не имею, о чем ты.

Загипнотизированная женщиной на экране, Миллер едва бросает взгляд в мою сторону, чтобы махнуть на меня рукой, но потом снова смотрит на меня, ее взгляд возвращается к моему телу.

– Ты все еще в форме?

– Пришлось мчаться сюда, чтобы убедиться, что мой ребенок еще дышит.

– Ты писал мне весь вечер. Расслабься хоть немного, папочка-бейсболист. – Она переводит взгляд на экран, но затем ее брови хмурятся, и ее внимание снова приковано ко мне. – Знаешь, из-за твоей навязчивой идеи все контролировать мне очень трудно представить, что я буду присматривать за Максом все лето напролет.

Я скрещиваю руки на груди.

– И это должно меня испугать?

Ее глаза сужаются.

– Для человека, который говорит, что ему очень нравится мой отец, ты изо всех сил стараешься усложнить ему работу, верно? Ты ведешь себя так с любым человеком, который оказывается в радиусе десяти футов от твоего сына, и он увольняется, или ты увольняешь его лишь для того, чтобы мой отец из кожи вон лез, чтобы нанять кого-нибудь снова.

Ну… черт. Это раздражающе проницательно.

И поскольку мне не нравится, что она в первый же день называет вещи своими именами, я парирую:

– Если он так важен для тебя, где ты была? Я играл за него полтора года и считал, что ты еще ребенок, а не взрослая женщина, потому что ты никогда раньше не попадалась мне на глаза.

– Меня нет рядом, потому что он важен для меня.

Я киваю головой, как будто понимаю.

– В этом нет ни малейшего гребаного смысла.

– Эммет Монтгомери отказался бы от своей квартиры, своих мечтаний и карьеры, если бы это означало, что он сможет жить рядом со мной. Я постоянно занята работой, не могу долго оставаться на одном месте, поэтому мы видимся в разъездах несколько раз в год. Впервые за всю мою взрослую жизнь у меня появилось немного свободного времени, и он хочет, чтобы я была рядом. Я перед ним в долгу, так что не мог бы ты перестать усложнять мне задачу вернуть ему долг?