После неожиданного выпада черных обстановка резко переменилась. Белые растерялись, с этого момента игра должна была закончиться немедленно. Офесий еще мог сдержать нападение Ресоты, но его королю уже негде было скрыться от многочисленных угроз. На двадцать шестом ходу Офесий кладет своего короля на бок, встает и с грустной улыбкой протягивает руку Ресоте для рукопожатия. Ресота холодно жмет его руку, затем, прикурив толстую сигару, выходит к зрителям и все с тем же достоинством принимает похвалы и поздравления от поклонников его игры.

Майк с улыбкой свернул клочок бумаги, на котором карандашом записывал ходы, и посмотрел на часы.

– Ого! – Округлил он глаза, – Алан, нам надо поторопиться, если мы хотим успеть на корабль до отлета. Мы, не мешкая, поспешили в порт. Всю дорогу Майки восхищался игрой, он прожужжал мне все уши. Поэтому, когда мы вернулись на корабль, и он сказал, что от волнения проголодался, и побежал в столовую, я вздохнул с огромным облегчением.

– Хватит с меня на сегодня, – сказал я сам себе и направился в каюту в надежде поспать перед вечерней сменой.

Но в этот день свой приз получил не только Ресота и Майк, поставивший на него. Придя в свою каюту, я никак не ожидал встретить там Изабель. Увидев меня, она грациозно встала со стула, на котором сидела и листала журнал в ожидании моего появления, соблазнительно виляя бедрами, подошла ко мне, нежно обвила мою шею руками и, прижавшись всем своим роскошным телом, страстно поцеловала в губы. Моему удивлению не было предела. Слишком много эмоций, причем из крайности в крайность. То мне загоняют выговор, потом срывается свидание, затем волшебство игры и о-о-о! Такой прелестный приз! Поспать, как вы понимаете, мне так и не удалось.

В счастье и гармонии проходили день за днем, неделя за неделей. Работа стала частью моей жизни, поэтому не напрягала. Почти каждый день менялись порты, мы с друзьями ходили по магазинам, рынкам, посещали развлекательные центры, пляжи, старались не пропускать местные достопримечательности. Вне работы мы жили в свое удовольствие. С наступлением полночи я встречался с малышкой Изабель, и мы прекрасно проводили ночи, наслаждаясь жизнью в страстных и нежных объятиях друг друга. Мы были молоды, беззаботны и счастливы. Ован все так же ел и спал. Майкл занимался самосовершенствованием, точнее, если выражаться его словами, преумножением достоинств и избавлением от недостатков. Дим все так же грубил и язвил. Остальных знакомых я видел реже. Все было просто зашибись.

Из-за разных профилей работы и расписаний с некоторыми товарищами можно было встретиться только в столовой за обедом или ужином, или вообще глубокой ночью, когда работали только сотрудники баров и участники развлекательных программ. Некоторых знакомых, таких как Рубильник, я старался избегать. На следующий день после того, как он получил выговор, на спине его рабочей робы появилась надпись: «КАПИТАН». Что он имел ввиду не знаю, но скорее всего так проявлял свой гражданский протест, эдакий плевок в лицо администрации.

Вообще центром корабля являлся отнюдь не мостик. Нет, не кабина пилотов, а столовая. Если тебе нечего делать, ты идешь только в столовую, больше некуда. Только здесь можно что-то попить, поесть, найти себе собеседника или просто посмотреть визуализатор. Вот и сегодня я зашел сюда, просто посидеть, да выпить кофе. За одним из столов сидел какой-то подавленный Торм, тощий гуманоид с планеты Ровг. Однажды он мне помог пронести бутылку виски на борт, за что я ему был очень благодарен.

– Привет Торм, – сказал я, присаживаясь на стул рядом, – что такой грустный? На тебе просто лица нет. Если, конечно, это не оскорбление, твою собачью морду назвать лицом.