— Ты о чём?

Девушка хмурит лоб и не сводит с меня настороженного взгляда.

Похоже, понадобится больше времени, чтобы она почувствовала себя в безопасности. Только непонятно, почему в один момент всё резко изменилось. Сначала ведь было более-менее нормально. Она не то, что доверяла мне, но точно не боялась. А сейчас нет-нет, но я вижу страх в её глазах. Похоже, это как-то связано со смертью матери. Именно после этой новости с ней что-то произошло. Что она там себе напридумывала?

— Тебе не убежать от меня. Тебе не только не нужно, но и нельзя этого делать. Пойми, всё очень серьёзно. В этом доме ты вне опасности. Пожалуйста, услышь меня.

— Сказал волк овечке.

— Овечке? Ну, Полин, какая ж ты овечка? — не спеша, прохожусь по её миленькому, свежему, такому чистому и немного припухшему от слёз личику и невольно зависаю на широко распахнутых покрасневших сине-серых глазищах. А потом проговариваю медленно и степенно, но, скорее, даже не ей, а самому себе: — Ты маленькая, хорошенькая и глупенькая ярочка.

Она замирает на месте и, не мигая, удерживает мой взгляд. А потом сипло и тихо на выдохе произносит:

— Зачем я тебе?

Силком отрываю взгляд от её лица и произношу уже твёрдо и бодро:

— Тебе нужна помощь. Ну что, примешь волчью лапу дружбы? — приближаюсь к ней и протягиваю руку.

Она с сомнением смотрит поочерёдно то на меня, то на протянутую руку.

— До голодного года?

— Нет, Полина. До тех пор, пока ты нуждаешься во мне. Подумай сама, если бы я хотел что-то сделать тебе, то сделал бы уже давно.

— То есть ты меня отпустишь, как только я перестану нуждаться в твоей помощи?

Киваю и внимательно слежу за каждой так хорошо виднеющейся эмоцией на её лице.

Девушка резко садится, хватает меня за руку и пожимает ледяными пальцами.

— Прекрасно, — воодушевлённо произносит и соскакивает с постели, придерживая полотенце и отпуская мою руку. — За помощь твою бью челом. Но более в ней не нуждаюсь. Вызовешь мне такси? — вопросительно смотрит девушка, храбрясь изо всех сил. И даже я вижу, что и сама она не особо верит в успех своей затеи. А мне не хочется её расстраивать, но…

— Нет, Полина, не вызову. Я сам решу, когда я перестану быть тебе нужным. А сейчас, — подхожу к кровати и откидываю одеяло, — бегом неси в кровать свою хитрую жопку. Время — начало седьмого утра. Ещё поспать успеешь.

Она гневно зыркает в мою сторону, упрямо поджав губки, но в кровать возвращается.

— Вот и умница. Отдыхай. Через несколько часов придёт врач.

Полина упрямо молчит, и я чувствую, как она сверлит в моём затылке дыру.

Выхожу из комнаты и направлюсь на кухню. Слышу, как Артур снова задорно чихает.

— Будь здоров! — подхожу к кофемашине.

— Ты что, постебаться пришёл? Если так, то лучше сгинь, иначе огребёшь вместо своей девчонки! Апчхи! — рычит Артур.

— И в мыслях не было, — достаю кофе и делаю глоток бодрящего, ароматного напитка.

— Твою мать, я за всю жизнь столько не чихал. Что ещё можно сделать? Молоком всё промыл и водой тоже раз сто. Проветривается. Один хер… Апчхи!

— Выпей чего-нибудь жирного: сливки, йогурт. А лучше: иди на улицу.

— Ты хоть шмотки её проверил? Нет там ещё взрослых игрушек? Вдруг там у неё травмат припасён, шокер или «новичок».

— Не утрируй.

— Я, вообще-то, серьёзно. Чувствую, не отделаемся мы малой кровью. Где ты, вообще, нашёл эту бандитку?

— Арт, мне уехать надо. Сегодня, — он мрачнеет ещё больше, как будто я на него ясельную группу оставляю. — Думаю, к Новому году вернусь. Ну, максимум двое суток займёт. Я Людмилу Васильевну попрошу с ней остаться. Ты просто имей в виду, что она может сбежать.