Засуетившись, в панике, огибаю лестницу и прячусь под ней. От страха забываю, как дышать. Только слышу приближающиеся неторопливые шаги и крепче сжимаю прохладный баллончик. Отступаю на шаг вглубь и слышу пронзительный звон металла обо что-то стеклянное… Резко оборачиваюсь и понимаю, что замком рюкзака задела какую-то вазу.
— Какого чёрта?.. — мгновенно раздаётся грубый мужской голос и в следующую секунду в моё укрытие заглядывает сам боярин. — Мелкая? Ты что здесь делаешь? — недовольно спрашивает он и делает шаг ко мне.
Сама не понимаю, но, видать, от нервного напряжения, страха, я нечаянно нажимаю на баллончик и в следующую секунду слышу шипящий звук. Я не собиралась этого делать. Само собой как-то получилось. Только облако пара летит почему-то на меня, а не в сторону боярина.
Я даже сообразить ничего не успеваю, как хозяин сей усадьбы резко ударяет меня по руке, выбивая баллончик, и раздаётся трёхэтажным матом. Моё единственное оружие звонко ударяется о кафель и отлетает куда-то в сторону.
— Твою мать! Дура, ты чё наделала? — рычит он.
Хватает меня за шкирку и выволакивает из укрытия. От неожиданности я открываю рот и резко втягиваю воздух с неприятным запахом перца и ещё какой-то химии. Мгновенно закашливаюсь в приступе дикого удушья.
— Арт, — слышу сквозь кашель торопливые шаги Хилого сверху. — Ты что делаешь?
— Твоя идиотка… Апчхи… Перцовку распылила… Апчхи!
Возмутиться у меня даже желания не возникает, потому как чувствую нарастающее с какой-то невероятной скоростью жжение в глазах, на шее и ниже. Надрывая горло и лёгкие, растираю ладонью открытый участок шеи и груди. На глазах выступают слёзы. Их начинает резать с такой силой, что открыть просто невозможно.
— А-а-а-а… Блин! — уже в голос кричу, потому как терпеть это становится невмочь. — А-а-а… Больно… Жжёт всё… Господи…
— Поля, — слышу настойчивый голос Дениса совсем рядом. — Не три кожу! — Арт, тащи наверх молоко. Всё, что есть, — говорит он всё время чихающему и матерящемуся боярину.
Легко сказать, не три!
— А-а-а-а… М-м-м… — реву я и прячу лицо в сгибе своего локтя, в надежде хоть как-то облегчить свои мучения. Но становится только хуже!
У меня грудь и шея огнём горит! А глаза режет так, словно в них кислотой брызнули.
— Я сказал, не шоркай! — он насильно отводит мою руку от лица и подхватывает меня на руки. Чувствую, как быстро мы поднимаемся по лестнице. Про то, чтобы открыть глаза, даже не помышляю. Это попросту невозможно! К нескончаемому мучительному потоку жгучих слёз добавляются сопли. Ещё и во рту всё жжёт. А открытая кожа горит огнём.
— М-м-мне больно… — стону я, снова пряча лицо в рукав, как слепой котёнок, и помимо воли растираю шею. — Очень больно… Всё жжётся…
— Малыш, потерпи немного, — чувствую, как Денис быстро ставит меня на пол и снимает куртку. — Сейчас будет чуть легче.
Стягивает мне через голову кофту. А потом промакивает лицо, шею, грудь чем-то сухим, скорее всего, полотенцем. Снова подхватывает на руки и переставляет куда-то. Чуть облокачиваюсь и трогаю плитку на стене. Понимаю, что он принёс и поставил меня под душ.
— Д-денис, я не могу… Я сейчас сдохну просто… — сквозь слёзы выкрикиваю и скулю.
— Не сдохнешь! — слышу злой и насмешливый голос Артура. — Держи молок… Апчхи… Чёрт… Апчхи!
— Ты тоже промой глаза и лицо молоком, — обращается Хилый к Артуру.
— Бл.ть… Апчхи! Полный дебилизм!
А в следующую секунду я вздрагиваю и чувствую, как холодная спасительная жидкость заструилась по моей груди и шее.
— Полин, я сейчас на лицо тебе полью. Если глаза открыть не можешь, не открывай. Но лицо тоже надо помыть и руки.