На некоторое время я остолбенел в изумлении, но Громобой окликнул меня:

– Идём!

И уверенно повёл меня вперёд, сквозь толпу, без усилия ориентируясь в этом хаосе, и ежесекундно сталкиваясь с десятками знакомых, мгновенно отвечал на рукопожатия, перебрасывался короткими фразами, и вёл меня дальше. Вот мы свернули за угол огромной кубической постройки из стекла и бетона, и едва не налетели на кого-то. Им оказался плотный чернокожий мужчина в синем спортивном костюме, с короткой стрижкой и очень широкими, плотно сомкнутыми губами. Но при виде нас они вдруг расплылись в широкой добродушной и немного лукавой улыбке.

– Громобой! неужто, ты! – воскликнул он, неожиданно на безупречном русском языке.

– Как я рад! – с искренней радостью ответил Громобой.

Они разом двинулись навстречу друг другу, и широко раскинув руки, крепко обнялись. Через несколько мгновений, Громобой осторожно отодвинулся, и пристально оглядел своего товарища, который снова не смог сдержать счастливую улыбку.

– Это и есть мой старый товарищ, Унданга Калигин Константинович – я в первый раз познакомился с ним во время моей службы в Африке. Он, как раз, возглавляет одно из подразделений, – наконец пояснил Громобой, обернувшись ко мне.

Я ошарашенно разглядывал негра.

– Ты… ты же говорил, что он русский? – неловко уточнил я.

Но Унданга только лукаво усмехнулся.

– Ну, уж не станет он тебе врать! – довольно возразил он. – Русским был мой дедушка!

– Понятно, – ответил я, тоже начиная невольно улыбаться.

Громобой указал на меня:

– Это мой товарищ, Роман Заречный.

– Он так… юн, – пришла очередь недоумевать Унданге.

– В связи с особыми обстоятельствами, мы были вынуждены принять его в свои ряды, – спокойно пояснил Громобой. – И теперь он хотел бы служить под твоим командованием.

– Как же мне нравится, когда ты так начинаешь выражаться! – добродушно воскликнул Унданга. – Я о-о-очень рад, про, что ты сказал! Для меня это очень, очень приятно, что ваш человек… направлен в мой отряд!

– Он обладает определёнными способностями к военному делу, – добавил Громобой.

– Мне такие пригодятся, – ответил Унданга, – улыбаясь ещё шире. – А то мне прислали… пополнение – им стены класть, а не оружие держать. Дуболомы, одно слово! Сделаю-ка я твоего друга своим заместителем – не из этих же мне выбирать!

– Он справится, – кивнул Громобой. – Я, признаться, очень рад твоему решению.

– А ты сам… как? Как здесь оказался? Надолго ли?

– К сожалению, – у меня срочные дела – я должен, немедленно, вас покинуть! – ответил он. – Но надеюсь, что в ближайшее время смогу снова… заглянуть к вам, – ответил Громобой, сразу помрачнев.

Командир тоже заметно приуныл:

– Всё дела, дела…

– Да, всё так, – кивнул Громобой. – Ну, я пойду, наверное, – после неловкого молчания добавил он.

– Давай! – кивнул Унданга, легко поморщившись.

Он крепко потряс Громобою руку, и тот, наскоро попрощавшись со мной, стремительно развернулся, и двинулся обратно, продираясь сквозь густую гудящую толпу.

Унданга подошёл ко мне, и улыбнувшись, тоже протянул руку.

Я, замешкавшись, протянул свою в ответ, и почувствовал энергичное пожатие мясистой, шершавой ладони.

– Идём со мной, товарищ, – мягко приказал он.

Я невольно улыбнулся про себя такому обращению. Но никакой неприязни оно не вызывало – прекрасное ведь слово, если разобраться!

– А вы что, товарищ командир, коммунист?! – подражая ему, переспросил я.

– Да у нас все… немного того… для нас всегда… наша Советская Родина… помним её! – просто и в то же время торжественно, с некоторой степенностью отвечал Унданга. – Есть и коммунисты. Но я – нет. Любой может воевать с фашистами.