Но более крупная Оля легко сдвинула её с порога и вошла в кабинет.
– Давай, рассказывай, что там? Что за красавчик, проверяющий какой-нибудь?
Яне не хотелось обсуждать новости с коллегами до того, как о смене руководства объявят сами владельцы. К счастью, прибежала Клавдия Михайловна, чтобы поторопить со справкой, выдворила Ольгу из кабинета, а потом отправила Яню в администрацию с подготовленными бумагами. Единственное, что она сказала на ходу двум музыкантшам, подкарауливавшим её у выхода:
– Теперь владелица жена, директором будет её сынок. Боссы бьются за бабосы.
Вроде бы, унизительно, что её курьером послали, но вышло всё удачно. Невнимательно пробежав по тексту и бухгалтерским таблицам, заведующая отделом администрации спросила, уживётся ли Яня с новым начальством. И интерес её не был праздным, поскольку они по работе неоднократно пересекались, ей предложили место в этом отделе. Не сейчас, но сразу после новогодних длинных выходных, не постоянно, но на время декретного отпуска основного работника. И с обещанием, если сработаются, то переведут на первую же появившуюся вакансию. Зарплата была чуть меньше, но с учётом дополнительных плюшек Яня доход почти не теряла. Ну, кажется, можно выдохнуть.
Последующая неделя прошла в притирании. Новый босс шлялся по учебным кабинетам и делал замечания. Новая главбух возмущалась, почему нагрузка между преподавателями столь неравномерно распределяется, почему учебные часы по-разному оплачиваются. Преподаватели шушукались, жаловаться по привычке ходили к Яне, она только руками разводила.
Теперь, когда она имела надежду на относительно благополучное трудоустройство, Яня понимала и принимала решение босса отойти от дел, она ведь и сама готовилась покинуть тонущий корабль. «Студия детства», открытая им много лет назад, была воплощением мечты босса об учебном заведении, не зависимом от начальственных дебильных циркуляров и не обременённом бумажной волокитой. Как-то ему удалось заключить арендное соглашение, которое владельцу, тогда ещё городской администрации, нельзя было расторгнуть, покуда студия являлась не коммерческим, а социально ориентированным учебным заведением дополнительного образования. Но на самом деле таковым уже не являлась, и Яня к этому руку не один раз приложила.
Она ведь сначала пришла сюда театральный кружок вести, занятия проходили три раза в неделю. Потом вросла в коллектив, увидела, что фирма едва держится на плаву, и предложила боссу расширить сферу деятельности. И каждый раз новое направление привлекало отнюдь не детей. Ну кто будет водить сюда ребёнка для обучения игре на музыкальных инструментах, если в каждом районе есть бесплатные музыкальные школы? А вот взрослый, возжелавший усвоить пресловутые три аккорда на гитаре без всякой нотной грамоты, общего фортепиано и прочего сольфеджио, согласен платить. Пожелали старушки заняться квилтом – нате вам. Давно все, кто пожелал, обучились, но ходят сюда по-прежнему, даже умудряются что-то зарабатывать на периодически проводимых городом ярмарках, получилось что-то вроде клуба, платят членские взносы, собес ещё малость отстёгивает, старушкам приятно, студии доходно. Когда появляются новички, преподавателя уже не приглашают, старушки учат.
Большим спросом пользовалась ударная установка. Стучали на барабанах, конечно, подростки, но и мужики в годах приходили, как ни странно. Наверное, своего рода психотерапия. В общем, учились тут живописи люди с кривыми ручками, музыке – с почти полным отсутствием музыкального слуха, восточным танцам толстухи, драматическому искусству – с дефектами речи, иностранным языкам те, кто в школе не тянул, а на нормального репетитора денег не хватало. Студия никого не отвергала, за что Оля как-то в сердцах назвала её «Школой для дураков».