– Тю-ю, ты ни разу не видела? С меня ростом.

– Такой малый? – Тина подумала: «Неужели ночной атаман?»

– А что я, кнопка? – простодушно обиделась Муся. – Еще как нравлюсь. Гоняются кобели о-го-го!

– Но он же мужчина!

– Ну и что? Зато его все великаны боятся.

– Прямо там, – не поверила Тина, хотя ее это очень заинтересовало.

– Криво! – передразнила соседка. – Махно такой, ну, такой…

– Какой же?

– Волк его увидит, подожмет хвост и в страхе убежит. Наши на хуторе наблюдали. Во какой! Тю-ю, да мне ж обед еще варить…

– Давай помогу, – предложила молодая хозяйка, – а потом вместе и отправимся на твой митинг.

– Правда? Ну, живо чисть картошку!

Когда они пришли в центр городка, там уже собралась давно не виданная публика: крестьяне с окраин, прислуга, мастеровые, многие с женами, детьми. Стояли, о чем-то спорили, смеялись, поглядывая на дверь ресторана, что срезанным углом выходил на площадь. Крыльцо его было каменное, со ступенями, высокое – готовая трибуна. Тина и не заметила, как туда взобрался какой-то дядя в соломенной шляпе и начал что-то выкрикивать. Его живо прогнали. Потом еще двое пытались говорить, но было заметно, что это люди незначительные. Их тоже никто не слушал. Все ждали, когда появится Махно.

– Айда поближе, – Муся не могла долго стоять на месте.

Пока они пробирались к ступеням, раздались радостные и уважительные возгласы:

– Нестор Иванович! Тише!

На крыльце стоял тот самый мужичок, что ночью ворвался в помещение станции. Тина сразу его узнала, но теперь рассмотрела получше. Военный френч без погон, явно с чужого плеча, сидел на нем несуразно. Лицо плоское, монгольского пошиба, и носик небольшой. «Степняк», – небрежно определила девушка. Она любила читать исторические романы.

– Кхэ, кхэ, – кашлянул Махно.

«Ему бы еще лохматую лошадку и колчан со стрелами», – Тина улыбнулась.

– Нравится? – спросила Муся.

– Ага.

– Вот видишь. Я же говорила – сокол!

Тут Тина не сдержалась и прыснула. Махно взглянул на нее холодно, пристально и начал речь:

– Только что я из типографии. Всю ночь печатали вот это, – он показал пачку прокламаций, передал ее стоявшему у крыльца парню с черным знаменем, и тот принялся их раздавать. Тина с Мусей тоже взяли по листочку. Нестор продолжал:

– Революционно-повстанческий штаб призывает вас, каждого, не теряя времени, записываться в боевые отряды. Наша социальная революция – это продолжение и развитие русской. Степная ширь Украины не терпит диктатуры: ни царя, ни Скоропадского, казачьих генералов, ни большевиков. У нас дух от природы антигосударственный и требует простора!

Публика ожила, многие аплодировали.

– Хотите свободы? – спросил Махно глуховатым голосом, когда шум приутих.

– Мы с вами! Хотим! – послышались выкрики.

– Тогда запомните: нет ничего дороже. Любой возразит: «Я это, дескать, и сам знаю». Прекрасно! Вы что думаете, Махно умнее вас? Вздор! Я только выражаю ваши желания, вековечные мечты крестьян, иных рабочих людей. Не более того.

«А степняк-то хитер, – определила Тина, – и распаляется».

Карие глаза Махно засветились, голос окреп. Он продолжал:

– Быть рабом хоть и трудно, зато кормят, худо-бедно одевают, инвентарем обеспечивают. Чуток и рублишки подкидывают. Верно?

– Точно! Так и есть!

– А свободный сам по себе. Но и сладко же это, поверьте, – быть хозяином своей судьбы. Вот к чему призывают вас анархисты. Никакая государственная власть, никакая! – Нестор поднял палец и тряс им. – Никакая, будь она трижды золотая, тебе лично ничего даром не даст. Наоборот, такой хомут накинет, что и не брыкнешься!

«Господи, да он же мои мысли читает», – поразилась Тина. Но дальше, когда речь пошла о гетмане, «опричниках непрошенных», сборе оружия и «тружениках села», она почти не слушала. Это уже ее не касалось.