– Глянь, варта! – не без испуга воскликнул Петр Лютый.

Трое ехали в экипаже и пятеро верхами, но не было видно, есть ли кто еще за ними, дальше.

– Не бзди, возьмем как миленьких, – рявкнул Ермократьев. Он сидел на сером в яблоках рысаке, которого еле сдерживал.

– Приготовь «максим», – тихо приказал Махно.

– Есть, – доложил Роздайбида, что тоже примостился в тачанке.

Неизвестные приближались.

– Стой! – зычно крикнул Ермократьев. Он с трудом владел собой. Встречные, однако, молча наезжали. Их разделяло уже метров сто, и в том, что чужаки не отвечали, чувствовалось нечто зловещее.

– Кто такие? – послышалось наконец. – Я штабс-капитан Мазухин, начальник уездной варты. Какой отряд, я спрашиваю?

Он не мог разглядеть незнакомцев: солнце светило им в спины. Но на плечах сидящего в бричке взблеснули погоны. «Значит, свои, – решил Мазухин. – Откуда взялись?»

Подъехали еще ближе.

– Сдай оружие! – потребовал тот, с блестящими погонами, и развернул тачанку. Но вартовые в мгновение ока взяли винтовки на изготовку.

– Пали поверх голов! – велел Махно пулеметчику.

Треск выстрелов ошеломил людей Мазухина. Они соскочили с лошадей и побросали оружие.

– Так-то лучше, – сказал Нестор, направляясь к ним. – Значит, начальник варты? Собственной персоной!

Штабс-капитан, тоже лет тридцати, краснолицый, с тонкими усиками, ошарашенно глядел на него.

– Вы что, сдурели? – спросил, спрыгивая на землю. – Не видите, с кем имеете дело? В крысиный карцер потянуло?

– Простите. Я капитан Шепель из Киева, – Махно небрежно козырнул. – Направлен в это бунтарское Запорожье самим гетманом Скоропадским. «Железной рукой наведи там порядок, – наказал мне Павел Петрович. – Революционеры совсем обнаглели, а варта спит».

Люди Нестора между тем со всех сторон окружили пленников, и Мазухин это заметил.

– Позвольте, пан Шепель, почему же я не был поставлен в известность? Дело-то общее.

– Милый мой, время какое? Вы откуда и куда?

Махно хотел выведать намерения карателей. Семен Каретник, Алексей Марченко, другие с удивлением, а кто и с завистью смотрели этот спектакль. «Во артист, во настоящий атаман!» – думал Роздайбида.

– Тут скоты-пролетарии раздухарились. Волю, видите ли, учуяли. Некто Ермократьев вылез из навоза. Кавалера высоких орденов Свистунова изувечили. Имение подожгли. Но мы им дали по шапке! – строго докладывал Мазухин. – До-олго будут помнить и детям закажут. Все деревья увешали, как грушами.

– Нестор, – прошипел в изнеможении Павел, щелкая затвором.

– Отстань, – левую щеку Махно тронул нервный тик. – А теперь куда путь держите?

– Недалече Миргородский, может, слышали, отставной генерал обитает. У него в аккурат день рождения. Поужинаем вместе, пан Шепель. Не возражаете? – начальник варты закурил трубку, пустил кольцо дыма. Он чувствовал себя полным хозяином в этих краях.

– Отчего же, с удовольствием.

– А там денек-другой поохотимся на дичь… и на крамольников. Коль у вас спешное дело, завтра и сыметесь.

Махно больше не выдержал:

– Вы, господин капитан, совсем потеряли нюх, – холодно осклабился он. – Я со своим отрядом анархистов несу смерть палачам…

– Махно!

Мазухин побелел. Трубка выпала из руки и дымилась в дорожной пыли. Он начинал службу стражником в полицейском управлении Екатеринослава, насмотрелся на бандитов, познал их коварство и жадность. «Чем лучше этот? Ничем», – решил начальник варты. Презирая себя, он встал на колени. Авось клюнут подонки, отпустят.

– Осел, осел! – повторял он с отчаянием. Наконец опомнился, вскочил. – Поехали в имение. Сколько вам нужно тысяч? Сколько?!

– Не-естор, елки-палки. Пора кончать! – рычал Павел. Его широкоскулое лицо закаменело. – Это же… зверье-е!