в процессе на мосту к свободе,

меняя звук, мотив, тональности в игре,

мы создаём Атлантов на природе.

По-твоему: Невидимый жесток,

и он – как переменный ток.

Шаг вправо-влево шаг,

и со свинцом свидание,

разрушит временного тела здание.

Не каждый право получал,

любой не правду излучал.

Не всякому играет равенством Светило,

оно не притворяется, и это – очень мило.

Свобода разная на разной широте,

ум мыслит дольше в низкой частоте.

Долги есть только перед временем,

которое ложится скотским бременем.

Мы притворяемся-слова не врут,

они людей, как обруч гнут:

в стремлении к выживанию,

и к лучшему питанию.

Вот если всем, да – равные права,

и Оправдание,

то по иному быслужило Православие:

для обречённого на гибель мироздания.

Насилье бы давало силу,

и косвенно служило миру.

Насилие Мир разрушит Внешний,

и обратит себя на Внутренний, на «грешный»

– на путь себя опознавания,

и Возвращения обуздания.

Не станет массовых убийств,

портал откроется снаружи,

чтобы уйти из этой стужи,

из мысленного ада.

Самоуход-вот личная награда.

Убийство тела-ничтожно для души,

уже закон не крикнет-не греши.

Прав полная для всех свобода

врата откроет основанию для ухода.

Тварь, что дрожит внутри от страха,

ждёт правовая солнечная плаха.

Чтобы поесть не стало «есть»,

нам нужно хищника пресечь,

предвидеть, упредить его желание,

и прежде, чем нас скушают,

сорваться в несознание,

в воздушное, в иное,

где меньше перегноя,

в стремление, в тонкий рай,

где жизни бритвы край.

Где гости не глодают кости,

где Случай – Радогаст,

на всё для Совпадения горазд.

Где будущего нет,

где всё – из настоящего привет.

Невидимого гада в топку:

от Призрака нет толку.

Из ничего рождается среда,

будь на виду, навидь,

и будешь ты «всегда».

Без памяти о прошлом:

никогда.

Мы не уходим до конца,

из жизни крепкого ларца.

Нам не дают освобождения,

напоминая про спасение,

про долг явиться в воскресение.

Вменяют веру в наказание,

за сердца чистого признание.

Насилия обещают мир разрушить,

до основания, а затем,

кто был ничем, тот будто станет всем.

На лобном месте красят крест зелёный,

и голых садят на насест палёный.

Где петухи кричат и куры

какие же мы были дуры,

где в чане суп уже кипит,

аллах акбар, баран вопит,

и волка за решёткой злит.

Мир очевиден – это истина.

Мы не вернёмся сюда на:

не на поверку и проверку,

не на прожарку, на развод,

как бы в раю на стало жарко,

забудем мы от ада код.

И не по зову, не по клику,

и даже – по христову лику.

Не за наличные в обличье,

не в облике, не в образе отличном,

не по ошибке, не притворно,

не от оргазма-рукотворно.

Пусть тот, кто в середину веры сладко кончит

– нас нежно в нашем будущем прикончит.

Наш разум Жизнь ломает размножением,

нам оставляя выяснение отношений.

Жизнь привлекли командовать влечением,

гоняться за здоровьем – увлечением.

Нам невдомёк:

для жизни мы с водой кулёк,

в котором иже и еси,

глазами воздух ловят караси.

Не ясно нам, что жизнь одна для всех,

и, что тела ей служат для утех.

Не знаем мы, что трение наших тел,

рой испускает уголовных дел,

из улья черепушки головы,

до слухов жадных и молвы.

Жизнь безопасна, если ей не противляться,

и телу не мешать, как хочет, проявляться.

Ограничение положения тел —

для жизни роковой удел.

Жизнь дарит телу полную свободу,

для выхода, но более – для входу:

для выхода в любое положение,

снаружи уменьшая напряжение.

Жизнь подписала страхом соглашение:

дать Страху Волю принимать решение.

Страх – главный в теле идеолог,

он и лингвист и политолог.

Она не поощряет Ома безопасность,

и в тело запускает Ума гласность,

тревогу заливает по сосудам,

даёт сигналы SOS судам и пересудам.