В коридоре из-за того, что ещё не было проведено электричество, было очень темно, и Валька потребовала подать ей руку, чтобы, как выразилась она, «не расшибить себе лбы». Так, держась друг за друга, мы добрались до выхода, где и столкнулись со Светкой, Витькой и долговязым парнем, которого я видел в день приезда новых жильцов.

С ним я ещё не успел познакомиться, поскольку тот учился во вторую смену. Звали его Толиком. Будучи взрослее нас с Витькой, он быстро нашёл общий язык с девчонками. Когда мы стали играть в прятки, новый сосед бесцеремонно прижимал их к стенам коридора, хватал рукой ниже пояса, оправдываясь тем, что у него это получается случайно, из-за темноты. В ответ Светка и Валька притворно визжали и обзывали его придурком.

Я быстро понял, что Светке и, особенно, Вальке такое обращение нравится, а пищат и жалуются они только для вида. Витька же стоял или просто ходил за ними, как лопух, не представляя, что ему следует делать в такой ситуации. После очередного притворного визга Вальки я незаметно направился к своей комнате, которая гудела от хохота взрослых. Немного расстроенный, тихо зашёл и был вынужден, как вкопанный, остановиться возле порога.

Оказывается, гости смеялись над выходкой матери, которую, я уверен, она бы никогда не сделала, не будучи сильно пьяной. Она изображала продавщицу. Со словами «Кому хорошей колбасы?» мать держала в руке чистую тарелку, на которой были уложены вывалившиеся из трусов мертвецки спавшего Гошки его гениталии. От увиденной сцены в комнате стояли смех и истошный стон пьяных гостей. Меня никто не заметил. Осторожно пятясь назад, я снова вышел в тёмный коридор.

Приближался Новый год. Начальство пообещала жителям «дать электрический свет в бараки к празднику». Уже были вкопаны деревянные столбы, натянуты провода и, поговаривали, что дело осталось за малым – подсоединить новую линию к электростанции. Но в самих бараках сделать проводку не успели. Стало ясно, что Новый год опять придётся встречать без электричества.

Когда до праздника оставалось несколько дней, отчим решил самостоятельно подсоединиться к натянутым мимо наших окон электрическим проводам. Всё уже знали, что они находятся под напряжением. Вечером, в канун Нового года, он принёс со стройки большую электрическую лампу с черным патроном, из которого выходили длинные изолированные провода. Своё сооружение он устроил в форточке коридорного окна, а идущие от патрона изолированные провода с загнутыми и оголёнными концами набросил на провода, натянутые на столбах. Оставалось только ввернуть лампу.

Когда стемнело, в коридоре барака столпились взрослые и дети, чтобы посмотреть, сможет ли Иван подключиться к электросети. Озабоченный отчим, по всей вероятности, переживающий за результат эксперимента, ещё раз осмотрел своё сооружение. И вот он ввернул лампу. Она вспыхнула очень ярким светом под наше громкое «Ура!» и мгновенно прогнала темноту из длинного барачного коридора. Привыкшие к полумраку керосиновых ламп, наши глаза восприняли электрический свет как чудо. Для собравшихся жильцов, особенно для детей, это был настоящий новогодний подарок. «Ай, да Иван! – хвалили его соседи. – Молодец!»

Но окончательно электричество провели по комнатам только спустя месяц. Наброшенное отчимом на токонесущие провода сооружение сняли сразу после Нового года и пригрозили наказать того, кто это сделал. Конечно, никто не выдал Данко, давшего на праздник свет людям!

Шло время. Весной нашей семье все-таки удалось перебраться из угловой комнаты барака в комнату №9. Из неё выехала семья, и отчим, подсуетившись, договорился с начальством о том, чтобы переселиться на освободившуюся площадь. Сама комната выходила окном на асфальтированную улицу, что вполне устраивало мать, и располагалась дверью ближе к выходу из барака. Последнее – имело значение, так как воду приходилось носить со двора, набирая её из колонки.