«Торжественная часть» прошла на высоком идейно-художественном уровне. Как и положено, Юрий Владимирович оказался выдающимся Генсеком, выдающимся дипломатом, выдающимся полководцем и флотоводцем, выдающимся кузнецом-штамповщиком, выдающимся писателем-читателем и выдающимся земляком. То есть, оправдал надежды и чаяния всех слоёв общества. Хотя недосказанность чувствовалась. И не слов в адрес Андропова – а слов и дел Андропова. От Юрия Владимировича в народе ждали не «андроповки» и «улова на остановках», а б`ольших плодов от более плодотворной деятельности. Вероятно, поэтому в моменте прощания чувствовалось нечто формата «Прощай, Антонина Петровна – неспетая песня моя!»
Когда Юрия Владимировича определяли за Стеной, Романов и Горбачёв обменялись друг с другом многозначительным взглядами. Так, словно давали понять друг другу, что «дружба между народов» исчерпала ресурс. «И вечный бой! Покой нам только снится».
Полковник наблюдал за процессией и её участниками с одной из гостевых трибун: порадел Григорий Васильевич. Но он прибыл сюда не в амплуа зеваки: он находился на работе. Его интересовали нюансы – и не в речах, которые, по большому счёту, были одинаковыми, как речная галька. Его интересовали классические вопросы: кто, как и с кем? В том деле, которым он занимался, мелочей не было.
Результаты откровенно разочаровывали. Романов и Горбачёв, хоть и стояли на трибуне рядом, в продолжение всей церемонии не обменялись друг с другом ни словом, ни взглядом. Не раскрылись и остальные участники «большой игры». Полковнику оставалось лишь признать, что дело «политического макияжа» у этих людей поставлено хорошо…
– Ну, и к каким выводам ты пришёл?
Романов замёрз, был недоволен собой и окружающими – а потому излучал отнюдь не положительную энергию. Полковник удивлённо двинул бровями.
– Выводы?! От увиденного на похоронах?!
– Ну, хорошо, хорошо! – поморщился Романов. – Что ты предполагаешь делать?
Полковник вернул брови на место.
– Встретиться с Воротниковым.
– ???
Григорий Васильевич немедленно заместил Полковника «по части бровей». Тот усмехнулся.
– Не своим хотением, Григорий Васильевич!
– Иди, ты! – «отчурался» рукой Романов.
– Ей, богу!
– Ну, «колись», не тяни!
– Группа «нейтралов» и «полунейтралов»…
– «И вашим, и нашим»? – понимающе не усмехнулся Романов.
– Да. Так, вот, эти люди то ли уполномочены, то ли уполномочили сами себя… попытаться сблизить позиции.
– ???
Вторично Романов и не пытался оригинальничать по части эмоций. Да это и было бы попыткой с негодными средствами. Он не ожидал такого «финта» от Горбачёва – а в том, что так «финтить» мог только Михаил Сергеевич, Григорий Васильевич нисколько не сомневался.
– Вот и я – того же мнения.
Полковник даже не усмехнулся: они с Романовым научились уже общаться без помощи языка. И телепатия тут была ни при чём: телепатия «отдыхает» там, где в дело вступают профессионалы высокого класса.
– В то, что Горбачёв согласится уступить, я не поверю и с петлёй на шее. Значит, остаётся лишь одно: Михаил Сергеевич затевает обходной маневр… чтобы выйти нам в тыл. Скорее всего, он хочет проверить, насколько крепок он у нас, и насколько твёрдо мы стоим – как на ногах, так и на своём.
– Думаешь, предложит торг?
– Только для зондажа, Григорий Васильевич!
Романов нахмурился. Светлые его глаза потемнели.
– То есть, должность не предложит?
Вот теперь Полковник усмехнулся.
– Отчего же?! Не только предложит – но и даст! Только Вы на ней и дня не продержитесь: «всё учтено могучим ураганом»!
Романов нахмурился ещё больше – и не усидел на месте.
– А – разделение должностей?