– В этом случае тоже единственные подозреваемые – бухгалтер и кассир. Им повезло, что они одновременно были у директора, если бы были в туалете, то алиби так себе, и пришлось бы им расплачиваться с казино своими средствами.

– Вот и я о том же. – Крис снова втянула кофе.

– Да, нашим этим заниматься неинтересно – денег не заплатят.

– Ладно, пойду. Кстати, цветные пряди тебе идут – оживляют причёску, – добавила она уже почти из коридора.

Вот глазастая, нам с Малин показалось, что оставшийся на волосах цвет не бросается в глаза. Придётся полностью перекраситься, особенно учитывая возможную встречу с потерпевшим банком.

Этим же вечером Малин перекрасила меня в пшеничную блондинку, но в банк идти не пришлось. Отделалась программкой, устанавливающий дополнительный контроль над входом в систему банка, которую вместе с отчётом сдала шефу.

***

Малин изящно растянулась на кровати, опершись головой на руку.

После того как она ушла из ночного клуба и стала работать визажистом, она изменилась. Сняла с себя маску тупой провинциалки, с ней стало возможно говорить не только о сексе, еде и нарядах.

К сожалению, после нашего воссоединения мои чувства к ней не вернулись. Я стала тяготиться нашими отношениями, и мы даже стали спать в разных комнатах. Но Малин считала, что у нас всё здорово, и по-прежнему липла ко мне, считая себя верхом сексуальной притягательности.

– Бет, давай заведём ребёночка. Я готова родить!

Я сидела за компом и от её слов слегка подвисла на несколько минут.

– Заводятся только паразиты. Ты беременна? Кто отец? Боб?

– Не-ет! Я не беременна. Ну что ты прям как старшая сестра или мать! Я гипотетически. Представляешь, у нас будет маленький человечек, о котором мы будем заботиться! У нас будет полноценная семья…

– Мне это не нужно! – рявкнула, обрывая её нелепые фантазии. И тихо, не отрываясь от монитора: – У меня уже есть ребёнок.

– У тебя есть ребёнок?! Но ты ничего не говорила… – Малин вскочила с кровати и подсела ко мне, заглядывая в глаза. – И где он?

– Если бы я рассказала тебе о ребёнке, то мне пришлось бы рассказать о том, как он был зачат и как появился на свет.

– Как зачат, – Малин усмехнулась, – это не самое интересное. Интереснее, кто его отец.

– Его отец – ублюдочный насильник. Он трахал меня, пока я не потеряла сознание. Он трахал, а трое держали. Это неинтересно? Но да – это не самое интересное. Интересна беременность, которой я не помню вообще, потому что шесть месяцев меня держали под снотворными в больнице, предположительно в психиатрической – в обычной больнице никто не согласился бы держать несовершеннолетнюю под дурманом так долго.

– Ужас-с, – прошептала Малин, – и как ты с этим справилась?

– Как видишь. Мужиков теперь на дух не переношу. – Я потянулась за сигаретами и закурила прямо в комнате, хотя терпеть этого не могу.

– Прости, я же не знала… А что с ребёнком?

– Ребёнок родился. Сейчас жив-здоров, живёт с дедом. Я с ним переписываюсь.

– А его отец? Его как-то наказали?

– Да. Его наказала судьба. Он сдох через полгода от какой-то неизвестной болячки. И те, кто меня держали, тоже сдохли. Не сразу, но уже никого нет на этом свете. Иного наказания для них всё равно бы не было. Я четырнадцатилетняя сирота из приюта, а они сынки швейцарских ювелиров.

– Жуть! Они держали тебя под снотворным, потому что ты хотела сбежать?

Кивнула в ответ. Это не так, но рассказывать, как было на самом деле, не хочется.

– И как ты выбралась?

– Меня перестали колоть примерно за месяц до родов. Теперь я понимаю, что додержали до срока, когда, даже если я что-то сделаю с беременностью, то ребёнок сможет выжить. Тогда же приехал старик и сказал, что его Ося умер. Снова просил прощения и говорил, что ребёнок – наша с ним надежда, а у меня на карточке увеличилось количество денег в два раза. После родов на какое-то время про меня все забыли. Ребёнок родился слабым, какие-то неправильные глазки, проблемы с кожей. Короче, всё внимание было ему. Я перевела деньги с карточки, подаренной стариком, на счёт, открытый самостоятельно. Этому меня научил Ося. Кстати, зачатки хакерства привил мне именно он. – Накатила волна грусти и жалости, я неожиданно для себя заревела. – Чёрт! Ведь мы с ним очень хорошо ладили, и он так со мной… Зачем? Почему?!