Приговор: пожизненка

Начальник тюремного замка в городском табеле о рангах занимал место в первой пятерке. Он не подчинялся никому, кроме губернатора. В его команду входили смотритель и смотрительница (среди арестантов были и женщины), священник, врач, надзиратели, прачки, кухарки и другая обслуга. В тюрьме даже была своя школа. Занятия в ней в обязательном порядке посещали малолетки. Они учились грамоте, арифметике и Закону Божьему, осваивали навыки чистописания.

Смотрителя боялись больше, чем начальника острога. Он находился здесь постоянно, то есть, по сути дела, был приговорен к пожизненному заключению. Но в то же время смотритель олицетворялся с кормильцем, поскольку обеспечивал тюрьму провизией. И, как раньше, с голоду арестанты не умирали. Их рацион включал в себя в начале ХIХ века полтора килограмма хлеба в сутки, фунт мяса, 100 граммов крупы (обычно варили пшенную или гречневую кашу, приправляя её салом) и 10 золотников соли (42 грамма). В середине позапрошлого века зэков неожиданно побаловали молоком и овощами. Чтобы не было цинги, им выдавали чеснок и лук.

Смотритель мог поместить арестованного в карцер. Сюда, в каменный мешок, где зимой вода превращалась в лёд, попадали за нарушение тюремного режима, грубость и драки. Ни коек, ни нар здесь не было, приходилось спать на холодном полу. В обед давали лишь ломоть хлеба, да кружку кипятка.

По утрам над острогом плыл колокольный звон. Он возвещал побудку. Вскоре после этого смотритель обходил камеры, пересчитывал узников, стучал молотком по решёткам, проверяя их крепость. Периодически устраивались обыски. За хранение запрещённых предметов тоже можно было угодить в карцер.

День заключенного заканчивался вторым обходом. Снова перекличка, снова проверка надёжности решёток и замков на дверях. И снова звонил колокол, возвещая, что свобода стала чуть-чуть ближе…

Когда отсидка казалась лафой

Поначалу все арестованные вне зависимости от вменяемых им в вину статей Уголовного уложения содержались вместе. Но в 1842 году Николай I повелел разделить заключенных по четырем разрядам. Уголовников теперь надлежало помещать к уголовникам, политических – к политическим, должников – к таким же, как они, разорившимся мещанам и купцам. Для пересыльных начали строить отдельный барак.

В это же время, кстати, появились и камеры-одиночки. Как говорилось в царском указе, «для особо опасных государственных преступников». К ним относились те, кто «замышлял заговор против существующего строя», убийцы и насильники. Однако срок пребывания в одиночках ограничивался полутора годами.

До 90-х годов позапрошлого века основную массу заключенных составляли уголовники, которым «светили» либо виселица, либо каторга. Но вскоре убийц и разбойников потеснили революционеры всех мастей. Сначала это были члены марксистских кружков. Их было столько, что начальник тюрьмы был вынужден направить прошение в вышестоящие инстанции с просьбой разрешить построить во дворе острога три новых барака.

Однако режим содержания был достаточно либеральным. Арестантам можно было гулять по двору до захода солнца, они устраивали концерты, чаепития, митинги. Кому такая отсидка лафой не покажется?

За Семашко отдувались все

В 1905 году тюремным старостой был избран Николай Семашко. Арестанты надеялись, что пользовавшийся авторитетом среди них самих и тюремного начальства будущий нарком здравоохранения станет их надеждой и опорой. Но, увы, вышло всё по-другому.

Существуют две версии падения авторитета тюремного старосты. Согласно одной из них, Семашко возомнил себя вождем всех времен и народов (он действительно был очень самолюбив), а согласно другой, ему дали банальную взятку. Так или не так, установить уже невозможно. Фактически же Семашко поспособствовал бежать из острога латышу В. Левниексу.