Ожидая, что полиция может нагрянуть снова, члены секты устроили завалы на дорогах, разобрали все мосты через ручьи и овраги. И новая экспедиция, предпринятая капитаном-исправником, закончилась весьма печально. «Душители» окружили карету, где он находился, вытащили его оттуда, скрутили руки и повели к дубам, где был растерзан Пахом. Останки его бросили в болото.
Конец шарлатана
Об этом стало известно в Первопрестольной. Возмущению Александра I не было предела. Он повелел «стереть в порошок оного Кузьку».
Вскоре в Макраш прибыл отряд казаков численностью 500 человек во главе с новым исправником. Завалы на дорогах были быстро расчищены, и казаки, как сообщал господин К., «дали залп из холостых ружей» по терюханам, встретивших отряд с дубинами. «Исправник, – писал К., — стал увещевать, чтобы они выдали своего Кузьку-бога, обнадеживая их прощением, но мордва не соглашалась… Тогда был дан залп из ружей, от которых мордва и разбежалась».
«Апостол» Григорий был допрошен с пристрастием. Он указал место нахождения Кузьки. Когда его нашли, он трясся, словно в лихорадке. И на допросах во всём признался. Правда, свою вину в убийстве исправника отрицал, сваливал на другого члена секты, терюханина Бакулина. Но это не подтвердилось. Бакулину вырвали ноздри, дали сто ударов кнутом и отправили на каторгу.
А казнь Кузьки-бога происходила в сентябре 1810 года. Терюхан согнали на неё из всей волости. Как писал Михаил Пыляев, Кузька «страшно похудел и поседел, что подало повод мордве утверждать, что истинный, подлинный Кузька-бог взят на небеса, а здесь подменен другим человеком».
После казни Кузьки терюхане примерно лет двадцать ждали его воскресения. Но, увы, их ожидания, не оправдались.
Глава вторая. Неволя
НЕ ТЮРЬМА, А ДОМ ОТДЫХА
«Хозрасчет» в «казенном доме»
Первый острог появился в Нижнем в год основания города, в 1221 году. Преступники содержались в обычной рубленой избе, правда, окружённой со всех сторон высоч
енным забором с заостренными кольями.
«Тати» и «душегубы» отделялись от преступников рангом пониже. Самых опасных, склонных к побегу, заковывали в цепи, а иной раз сажали в железные клетки – в такой в Первопрестольную доставили пойманного Емельяна Пугачева.
«Казенные дома» в старину, выражаясь современным языком, были «на хозрасчете». Тем, у кого имелись родственники или друзья, голодать не приходилось, а вот если никого близких не было, – тут хоть «караул» кричи. Таких тюремных сидельцев, скованных одной цепью, периодически выпускали на волю под присмотром стрельцов, и они канючили на паперти:
– Подайте, люди добрые!
Самое любопытное, что это не было «инициативой» местных властей. Царь Федор Алексеевич своим высочайшим указом узаконил тюремный «хозрасчет». Потом передумал, повелел городским воеводам обеспечивать кормежку колодников. А воеводы государево повеление то и дело нарушали. Десятки голодных, одетых в рубища, бренчали своими цепями и умоляли о помощи, пытаясь вызвать сострадание горожан.
При всем при этом нижегородский воеводв Коржбок-Столпин был человеком предприимчивым. О себе ни в коем случае не забывал. В 1627 году позаботился и о собственном кармане: половина собранного тюремными сидельцами подаяния доставалась ему. Когда царю донесли о злоупотреблениях воеводы, он только слегка его пожурил.
В 1711 году Петр I издал указ, согласно которому выпускать из тюрем узников, дабы они просили милостыню, строго воспрещалось. Виновных ждала каторга. Однако и этот указ не исполнялся. Вплоть до 1767 года, когда благотворительные пожертвования арестантам стали использовать для закупки продовольствия и одежды. Тут ввели строгую отчетность.