Он ушел в домик, построенный в дремучем лесу. И здесь стал экспериментировать с фигурками ангелов, двигая их за веревочки. Создавалось такое впечатление, что они летают.

В Кузькину обитель стали стекаться любопытные. И он, как писал Михаил Пыляев в очерке «Стародавние старички, пустосвяты и юродцы», опубликованном в 1897 году, «был провозглашен Богом». Легковерные терюхане завалили Кузьку своими припасами: сычёным пивом, медовым квасом, зеленым вином, всякими яствами, и он жил припеваюче. А попутно изобрел новую религию. Она состояла из древней языческой веры, богослужений православной церкви и обрядов секты «душителей», которые заканчивались нередко тем, что кто-то из членов секты отдавал концы – его банальным образом душили.

На гребне волны

Кузька оказался на гребне волны. Он катался, как сыр в масле. Богослужения отправлял на священной поляне, где поклонялись предки терюхан своим языческим богам. Кузька сам выбрал двенадцать «апостолов» и «святую Пятницу» (это была Степанида, одна из его любовниц).

Монологи Кузьки-бога были полной бредятиной. Михаил Пыляев приводит такой текст: «Служите мне, Христосику, верой-правдою… Наказываю вам сохранить нашу святую веру в тайной тайности. А кто не сохранит нашей тайности, того я велю разорвать на этих двух дубах согнутых. Верный мне апостол, Григорий, покажи пример, чтобы все казнились от малого до великого».

И казни практиковались.. К пригнутым к земле вершинам деревьев сначала привязывали теленка, а когда вершины распрямлялись, как писал господин К. в «Отечественных записках», «теленок разрывался так быстро, что не мог усмотреть глаз; разорванные части мелькали в воздухе, мельчайшие брызги теплой крови проносились по поляне и в виде красноцветного пара охватили народ; оторванная голова взвилась вверх и упала в сотне саженей от места».

Терюхан охватывал ужас, а Кузька пользовался моментом.

– То, что вы сейчас видели, – говорил он, – уготовано всякому, кто скажет русским про нашу веру и укажет место, где мы собираемся на моленье.

После этого Кузька отбирал трех наиболее видных девиц якобы для послушания, а на самом деле насиловал их и делал своими любовницами. В его гареме насчитывалось тридцать три женщины. Некоторых, наиболее строптивых, он приказывал закапывать живыми в землю. Это делали его «апостолы».

Кузька внушал своим наложницам, что любовная связь с ним «совсем не то, что с простым человеком». Что она «не составляет никакого греха и не лишает девушку чистоты и непорочности». И они в это верили.

Кабатчики такого не стерпели

Первыми, кто выступил против Кузьки-бога, были владельцы кабаков. Терюхане после того, как обретали Кузькину веру, перестали их посещать. Кабатчики были на грани банкротства. И они обратились с челобитной к нижегородскому губернатору. В ней они написали и о любовных похождениях Кузьки, и о его мошенничестве, и о взятках, которые получали местные священнослужители, и о жертвоприношениях секты. Приводился и самый последний пример. Кузька распорядился казнить любовника своей наложницы Афросиньи Пахома. Его разорвали на дубах, как теленка. Все это происходило на глазах Афросиньи, и она сошла с ума и вскоре утопилась в колодце.

Эта жалоба была не единственной. Арестовать зарвавшегося Кузьку было поручено капитану-исправнику. Если точнее, земскому исправнику, председателю губернского суда. Тот, собрав понятых, отправился на молельную поляну, где находился Кузька. Но понятых и капитана-исправника встретили дубинами. Терюханы не давали в обиду своего бога. И представителю закона не оставалось ничего, как ретироваться.