Вдруг ворона заметила, что еще кто-то следит за ее трепыханиями. Неизвестный прятался в провалах света…

Валентина взяла со стола кухонный нож.

Ворона вырвалась и вскочила на лапы.

Солнечный луч отразился от лезвия ножа и выхватил из тени лицо неизвестного – это был юноша, палец которого она так опрометчиво распорола.

«Не надо было кусаться и карму портить», – подумала птица.

Николай следил за Эльзой, за движениями ее ломких рук. От любви ему стало невыносимо. Кожа сделалась белой с голубоватым отливом, взгляд темным, неспокойным, мятежным, как декабрьское море…

Ворону поймали. Ножом вскрыли ампулы с сывороткой, ускоряющей сращивание костей. Сломанное крыло обкололи лекарством.

Прошло две недели. Ворона Лукреция Первая, как ее окрестила Эльза, преспокойно жила на карнизе в спальне девочек, и ее бледные какашки украшали шторы, подоконники, плинтуса. Разногласия между птицей и Валентиной почти исчезли. Хотя иногда ворона не могла устоять перед соблазном и воровала старинные золотые очки воспитательницы. Валентина не сделала предписанную врачихами операцию по коррекции зрения.

Жизнь Лукреции и детей протекала в стенах интерната, который состоял из двух детских спален, спальни Валентины и Сергея, игровой комнаты, поочередно видоизменявшейся то в учебную, то в столовую. Занятия были построены так, что старшим преподавала Валентина, а младшим – старшие ученицы. А потом все вместе шли в городскую школу и сдавали экзамены.

Сергей по призванию был художник, но жил на пособие по инвалидности двадцать второй группы и половину денег отдавал на содержание детей. Этот сухопарый мужчина с косящим левым глазом разрисовывал стены интерната былинными героями. Все они, бравые молодцы, кто на конях, кто пешком, в доспехах, с начищенным оружием, тоже косили левым глазом. Но над такой их негероической особенностью никто не смеялся. В интернате было запрещено поднимать расовый вопрос и издеваться над чужими увечьями. Если кто-то из детей нарушал эти правила, то должен был целый день помогать Валентине по хозяйству. Ей и так все помогали, но провинившийся наравне с роботом Соней выполнял самую грязную и неприятную работу. Только Лукреция Первая безнаказанно измывалась над собственным образом на стене. Она методично долбила по нему клювом, так что вместо хоть и косого, но все-таки глаза, вскоре выдолбила дыру.

Во вторник ночью Эльза проснулась от того, что Лукреция Первая топталась по ее одеялу. В черной комнате по белому, залитому лунным светом пододеяльнику бегал предвестник чего-то ужасного. Девочка зажмурилась. Она почувствовала, что обязательно случится нечто, что изменит всю ее жизнь. Эльза махнула рукой, Лукреция Первая улетела. Но ощущение близкой беды осталось.

Вокруг Эльзы таинственно темнели предметы – книжный шкаф со старинными книгами и большой, уже устаревший компьютер, в котором, как любила говорить Валентина, было больше информации, чем во всей Сеньольской библиотеке. Робот Соня, подключившись к розетке, тихонечко урчала во сне. Даже пес Тузик притих и мирно заряжался, воткнув хвост в соседнюю розетку. Как хорошо было бы услышать его лай! Конечно, можно разбудить Тузика. Он начнет гавкать и лизать металлическим, чешуйчатым языком Эльзины руки, но от шума проснутся и другие дети.

Вдруг Эльзу стукнуло в область солнечного сплетения, так что перехватило дыхание. Зачем, зачем она дала птице такое странное имя в честь римской императрицы? Ведь императрица плохо кончила! И неспроста ворона прилетела к ним в интернат!

Эльза схватилась за лицо, потом судорожным движением сжала плечи, бедра, щиколотки. Ей казалось, что в каждую ее клеточку воткнулась иголка. Иголки кололи, терзали тело, а потом словно стянулись в область живота и вырвались наружу, образуя неудержимый поток. «Раз, два, три. Время!» – неслышно прошептала Эльза. Она почувствовала, что несуществующий поток выворачивает, рвет, уносит по кускам ее молодое тело и бесполезно кричать и ругаться. Все равно не справишься, не укроешься, не возьмешься с кем-то за руки, чтобы не было так страшно и одиноко. Скоро от тебя ничего не останется – густые волосы поредеют и выцветут, превратятся в тлен, глаза потускнеют, а потом их сожрут черви, кожа иссохнет и развеется пылью, садясь на шляпы правнучек. «То, что должно случиться – случится!» – повторила Эльза слова Сергея, но нисколько не успокоилась. Ее приемный отец не был ни прагматичным атеистом, ни иномиристом, преклонявшимся перед верховным судьей планеты Аргус, откуда по их преданию прилетели первые люди. Сергей верил в Христа. Девочка мысленно обратилась к Христу, чей лик смутно светился на иконе в углу комнаты. Но разве этот самый Христос, в чьих немодных учениях так много неясного и большая часть храмов которого переоборудована под святилища богини Солнца, разве этот распятый пророк сможет спасти ее?