Молодой человек продолжал следить за Екатериной – под шелковым халатом угадывалось спелое тело. Движения женщины были целеустремленны и сосредоточенны, никакой тебе нерешительности юной девушки, которая еще не поняла себя. Нет, эта знала, чего хочет и как добиться желаемого. Она все сметет на своем пути, если чего-то по-настоящему захочет. Как с такой совладать?

Екатерина как следует накачалась сотерном, кусок фуагра так и остался нетронутым. Сверяя факты, выуживая мелочи и отсекая очевидное, адвокатесса пришла к неутешительному выводу – детское дело она вела безответственно. Тщательнейшим образом Екатерина разрабатывала уже завершенный процесс.

Николай поежился и провел рукой по холодному стеклу. Неужели он не сможет пробудить чувства в Екатерине? Игорь ведь умеет. А он? Почему этот хлюпик без спросу ложился к Эльзе, и она запирала дверь, а потом обнимала его тонкими руками, такая верная и ласковая? Такая готова пойти за тобой в беде, но не простит унижения…

Раздался звонок в дверь, настырный до неприличия. Екатерина не двинулась с места. Среди записей внутреннего использования детского дома она нашла странный обрывающийся разговор между Игорем и Николаем. Она прослушала еще раз до того места, где начинались помехи. Неужели Николай говорил правду? Екатерина откупорила кулон Игоря, который ей отдали в больнице. Лизнула – легкий привкус имбиря, и ничего больше…

Опять раздался звонок. Теперь звонили с отчаянием.

Екатерина, вместо того чтобы открыть дверь, пошла в ванную комнату.

Николай перебежал к другому окну.

В распахнувшемся разрезе халата он увидел грудь, живот, сильные с хорошо развитой мускулатурой ноги, – все в этой женщине было сделано с запасом прочности. Екатерина умыла лицо, промочила бумажной салфеткой кусок мыла – и все с таким невозможным удовольствием. Николай облизнул губы.

После умывания Екатерина чуть успокоилась. Завтра на свежую голову она начнет заново. Она включила джаз. Кожу лица холодила увлажняющая маска, из колонок рвался голос давно умершего, но все равно продолжающего петь чернокожего человека. В этом была магия, черная магия, околдовавшая весь мир. Эта музыка будила сердца, под нее зачинали детей, она делала черный цвет все более модным. Миф о неотразимости блондинок давно умер, сгнив вместе с обладательницами белых кудрей. Сегодня редкие блондинки скрывали свой позор с помощью стилистов, а Екатерина, как всегда, предпочитала оставаться самой собой. Она глотнула еще вина и начала танцевать. Ее тело двигалось в такт музыки, пока что ленивой и грузной. Но вдруг яростная труба вырвалась вперед. Екатерина вскинула руки. Барабаны спешили за трубой, пианино спорило и капризничало, но все же не отставало от бархатного голоса певца…

Екатерина походила на африканскую ведьму. Ее танец был дикий, безудержный. Ритм еще ускорился. Екатерина переломилась в талии, волосы откинулись назад и потянули вниз. Она поднимала то одну, то другую ногу, вихляла задом. Это не был танец, это был зов…

Николай покрылся испариной, сердце подкатило к самому горлу. Он рванул к двери и не отпустил кнопку звонка до тех пор, пока ему не открыли.

В лучах электрического света стояла Екатерина. Она тяжело дышала, халат совсем разошелся. Несколько секунд они молчали, словно принюхиваясь друг к другу.

Неожиданно Екатерина вспомнила про маску. Она почувствовала себя голой и не знала, куда деть разгоряченное тело, захотелось убрать его в кладовку – как чемодан до следующего путешествия. Молодой человек выкинул вперед руку, держа бутылку вина:

– Я знаю, что произошло в тюрьме.