Екатерина описала Валентине произошедшее с ней за последние сутки. Она говорила обстоятельно, ничего не тая, но и не искажая рассказ болезненной экзальтацией. Екатерина доставала из себя ровно столько слов, сколько было необходимо. Валентина внимательно слушала, и только когда в дверях появилась голова охранника, который дал им еще пятнадцать минут, воспитательница заговорила. Ее голос звучал просто, в нем не было ни назидания, ни снисхождения.

– Знаете, Катя, вы – настоящая, слушайте только себя, хотя… Хотя, наверное, вы и без меня это умеете. За детей всегда повинны мы, взрослые. Кто-то из них может справиться с несправедливостью, кто-то нет. У кого-то есть врожденная или приобретенная разумность, а кто-то учится ей. А пока ожесточается и совершает уродливые поступки. Хорошо, когда рядом есть человек, готовый помочь, правильно объяснить. Я сейчас скажу вам нечто циничное, только вы правильно поймите меня. В этих детях есть изъян. Им кажется, что каждый взрослый человек виновен в их горе. Они жестоки, но совсем по-другому, чем дети с родительницами. Оставленные дети – потребительницы, изощренные, шантажирующие общество сиротством. Прежде всего, брошенных детей необходимо научить доверять взрослым, а потом уже и ответственности за собственную судьбу. С каждой из нас случается что-то неотвратимое, что формирует характер. Но каждой выпадает только то, с чем он может и должен справиться… Вы не задумывались, что будет с Сашей? Как он сможет остаться мужчиной после увиденного? Вам надо быть с ним осторожной.

– Да при чем тут Саша! – возмутилась Екатерина, ей стало обидно. Вместо заслуженной жалости ее же заставляют заботиться о мужчине.

– Потому что он мужчина. Они слабее.

– Почему я должна взваливать всю тяжесть на себя?!

Воспитательница дотронулась до плеча Екатерины.

– Давайте вернемся к нашим детям.

Валентина сделала паузу, пережидая приступ ревматической боли.

– Хорошо.

– Катя, вы должны помочь мне, – Екатерина едва слышала голос Валентины. – Пожалуйста, позаботьтесь о Коле. Он необычный подросток. Как вам это объяснить, чтобы вы не подумали, что я свихнувшаяся мамаша… В нем есть сила! Но силу нужно уметь контролировать…

– А как же Эльза?

– Эльза – совсем другой человек… Дурацкие таблетки не помогают! – от резкой боли Валентина закрыла глаза. – У Эльзы счастливый характер – она умеет прощать себя и других. Вы что-нибудь знаете об ее прошлом?

– Нет, – и Екатерина покраснела, будто ее уличили в нерадивости.

– У Эльзы была нормальная жизнь, пока отец не бросил ее мать.

– Ее мать наркоманка?

– Да. Мать Эльзы употребляла герозмин.* Долгое время втайне ото всех, кроме дочери, конечно. Хозяйством занималась девочка, которая была последней связующей нитью матери с окружающим миром. Мать на Эльзу не кричала, не дралась. Просто все время находилась под дурманом. А девочка потихоньку продавала старые вещи, оставшиеся от прежней жизни. До развода ее мама занимала высокий пост. Она работала над дизайном грузолетов. После расставания с мужем, то есть с брачным партнером с ней случилась депрессия, череда неудачных романов, одиночество. Кто-то ей предложил наркотик. Женщина попробовала и втянулась. В один прекрасный день зажиток кончился, и Эльза, испугавшись, сбежала. Ее нашли и хотели вернуть матери, но в дело случайно вмешались мы с Сергеем. В то время мы обнаружили детский рынок. Мы расследовали дела других неблагополучных детей, но наткнулась и на Эльзино дело. Пока девочка пропадала, у матери не было средств на наркотики, и она договорилась с торговцем детьми, что продаст дочь за шесть тысяч рублей.