Девушка на секунду подняла взгляд на парня, а потом снова опустила голову и продолжила заламывать руки. Внутри неё всё сжималось. Ощущения напоминали ноющую боль в повреждённом суставе, когда он реагирует на погоду. Только этим суставом была вся душа. Периодически наступали судороги, а ко рту подступала пена, которую девушка старалась незаметно вытирать вытянутым рукавом серой кофты. На нём оставался влажный след, который едва успевал высыхать. При передозировке страдает всё тело, каждая отравленная клетка напоминает о себе, поэтому души ещё долго ходят с ощущением дикой ломки, с которой справиться помогает только время.

– А сесть пьяным за руль – это игры со смертью, – голос Семёна стал ещё грубее. – В такой аварии погибли мои родители. Тот мудак тоже не хотел, он просто был в хлам бухим.

Внутри кипела злость, Семён даже рассчитывал на конфликт и драку, ему так хотелось выпустить поднявшуюся вновь боль, но мужчина молчал и смотрел в пол. Больше никто не захотел говорить о своём самочувствии. Тишина была частью терапии, души должны понять, что им нужно говорить о своём состоянии самостоятельно, потому что только они в силах помочь себе смириться с новой жизнью. Перед уходом Семён заметил, как мужчина из аварии подошёл к Аматэрасу и начал плакать. Она обняла его, что-то прошептала на ухо. Наверное, он ощущал тяжесть от того, что не знает, пострадал ли кто-то ещё. В каждом слове «случайность», которое он говорил, теплилась надежда.

– После смерти души так меняются. Этот парень, по нему видно, что он беспокоится за других участников аварии, а не за себя, – Семён прошёл мимо остальных кураторов, обращаясь к Ансгару, но не останавливаясь, а ускоряя шаг. – Но чёрт, как неприятно находиться рядом.

– Ты многое переосмысляешь, понимая, что жизнь на Земле закончена и тебе выпал второй шанс, – Ансгар остановился и взял Семёна за руку, закатал рукав и провёл пальцами по краям резаной раны. – Что ты думаешь, когда видишь их? Когда ощущаешь эту боль не пару минут, а постоянно?

– Я бы не сделал этого, если бы знал, что будет дальше.

– Вот именно. Ты начинаешь ценить то, что имел. А это путь к исцелению твоей души. Тебя. Здоровая душа может жить дальше счастливо и беззаботно.

– А девушка, которую изнасиловали и убили? А дети, которые были ни в чём не виноваты? Разве они не ценили жизнь, пока её не отняли? – Семён одёрнул руки, голос стал резким и громким. – Где справедливость? Кто-то радуется, строит планы, а потом сгорает от рака.

– У всех свой путь. Мы не знаем, кто пишет в наших тетрадях. Мы не знаем, сколько времени нам отведено. Как бы там ни было – здесь все получают и второй шанс, и возможность принести миру пользу. Действительно ощутимую пользу.

Семён не знал, что ответить. В его голове была сотня вопросов: зачем забирать невинные души для работы в том числе во благо живых на Земле, почему души в светлых одеяниях говорят так, как будто цитируют Библию или другие писания, что сейчас происходит на Земле, с другом, который видел его смерть, с бывшей девушкой, с тренером – винят ли они себя?

– Семён, пойдём. Нам нужно поговорить. Не воспринимай меня как нудного учителя, я всего лишь помогаю адаптироваться.

Ансгар несколько секунд посмотрел на собеседника, а потом улыбнулся и пошёл прямо. Семён следовал за ним. Улица не была оживлённой и напоминала больше не проспект города, а центр большой деревни где-то в Европейской глубинке. В фруктовой лавке милая старушка насыпала сочную клубнику в корзинку молодой мамы. Её маленький сын бегал вокруг, прячась за юбку от щенка, желающего облизать мальчишку. Картина напоминала зарисовку из какого-нибудь пиксаровского мультика, только вот все персонажи были мертвы. Семён не мог удержать это в голове. Каждый раз, слыша смех и видя радость, он вспоминал, что за всем этим стоит смерть. Он никогда не представлял её с косой и в чёрном одеянии, но сейчас почему-то подумал, что это её игра, симуляция, где каждая душа – всего лишь новая коллекционная фигурка. От этих мыслей стало не по себе. Раны опять начали ныть, напоминая о совершённом при жизни проступке.