– Больно? – спросила она типа сочувственно.

Он буркнул, что не ее это дело. Тогда Франк показала коленки. Да-да, задрала юбку чуть ли не до трусиков.

– Видишь болячки?

Лузер не удержался, посмотрел. Размозжила колени она знатно, что и скрывать.

– Слушай, давай залечим раны? – быстро проговорила она.

«Залечим раны». Грэйвзу в голову полезли пошлые мысли. Вспомнилась Элис Ньюман в белом халате, больница, кабинет и кушетка для пациентов.

Ужас один!

Он всё еще не мог выкинуть из головы подробности прошлого лета. Но Франк вообще-то имела в виду совсем иное. Она предложила «напиться вдрабадан». А еще обещала поведать тайну о том, как расквасила коленки. Грэйвз ответил, что ему насрать на ее ноги. Хотя ноги у нее были что надо. Даже с заживающими, будто поджаренными корками болячек. Лузер припомнил ее в младшей школе. Мелкая. Пухлая. На концерте в День Благодарения она стояла на сцене с кислой миной. Ее заставили играть индейку. Драчливая. Ругачая. Вечно колотила тех, кто дразнил ее из-за лишнего веса. Мать одевала ее стильно, дорого. Франк не думала о нарядах, когда боролась с обидчиками на пыльном или мокром асфальте в школьном дворе.

Заброшенный дом.

Лузер пришел в назначенное время. Жилье стояло на отшибе и выглядело в темноте угрожающе. Грэйвз даже подумал, а не розыгрыш ли это. Может, там, внутри, его поджидала пьяная компания отморозков? Но тут услышал голос Франк.

– Эй, это ты?

Он ответил «да».

– Тогда заходи, чего телишься? Напугал до чертиков, блин!

Франк подготовилась основательно. Принесла фонарь, бутылку Самбуки21, дорогие коньячные бокалы и низкие стаканы, салфетки и упаковку коктейльных трубочек. Она деловито раскладывала всё это на пыльных строительных лесах, подсвечивая фонариком, который зажимала в зубах. Наконец она подняла голову. Лузер стоял в дверном проеме и оценивал обстановку. Как я уже сказал, Берни, она подняла голову. И нарочно ослепила его. Направила свет прямо в лицо. Он зажмурился.

– Фто фы фам фтоиф? – пробурчала она.

И тут же прыснула! Вынула фонарь, по-пацански сплюнула на пол и произнесла четко:

– Грэйвз, мать твою, что ты там стоишь? Особое приглашение нужно?

Лузер подошел к лесам.

– Умеешь? – спросила она, протягивая зажигалку.

– Что? Курить?

– Балда! Крутить Самбуку.

Лузер помотал головой и смутился.

– Ладно! Говорят, ты умник. Тогда гляди и мотай на ус.

Она сделала паузу.

– Кстати об усах: ты бреешься?

– Да-а-а… – протянул он.

– Значит, волосы везде растут. Ясно, – бесцеремонно заключила Франк. – Люблю волосатых мужиков!

Грэйвз вспыхнул, а она ударила ладонью по строительным лесам, подняв пыль, и расхохоталась.

– Да я прикалываюсь!

– Не смешно, – буркнул Лузер.

– Ладно, ладно. Мне больше нравятся гладко выбритые, если ты понимаешь, о чем я. – Она подмигнула, а затем смеялась почти до икоты.

– Не задохнись! – съязвил он.

– Слушай, сходи во двор, – наконец успокоившись, сказала она, утерев слезы смеха.

– Зачем?

– Ну как! Может, там ты похерил чувство юмора?!

Лузер стоял совершенно растерянный. И раздосадованный.

– Пошла ты в жопу, Франк! – бросил он и направился к выходу.

– Да погоди, ладно тебе! Я буду паинькой. Ну прости!

Он развернулся. Франк изобразила, что закрыла невидимым ключом рот. Бросила его Лузеру.

«Ну и ведьма! – подумал он. – Правильно о ней говорят».

Она показала, как поджигать и крутить коктейли. Зрелище, скажу я тебе, Берни, завораживающее. Вроде ничего такого, обычная химия, а как эффектно! Вдохнув пары при помощи трубочки из перевернутой коньячной рюмки, Лузер почувствовал, как шарахнуло по мозгам. С первой же порции он захмелел.