Он сам находился посреди комнаты голый перед лежащим на полу кругом из оцинкованной жести, на котором догорал костёр, сооружённый из обломков одного из его раритетных стульев. Дым от костра ровным белёсым столбом тянулся в отменно работающую вытяжную вентиляцию. Всё его тело неимоверно чесалось. Зудящие ноги покоились в тёплых валенках, а на свербящие плечи была накинута длинная, почти до пят шуба его секретарши Лизы. Он ей эту шубу сам дарил. Для проверки догадки о владелице шубы, Артур Каримович повернул и приподнял подол, чтобы взглянуть на этикетку. До этикетки его взор не добрался: он в ужасе уставился на вереницу толстых, неторопливо копошащихся, налившихся кровью клопов, расположившихся в шве между шёлковой подкладкой и мехом.

Павлик общался с папой мало, потому что Морозов старший уезжал на службу затемно, когда Павлик ещё спал и возвращался поздно вечером. Зато Павлик знал, где папа хранит мешочек с бриллиантами. Была у Павликиного папы страсть: менял он денежные бумаги, заработанные упорным трудом, на брюлики. И когда ему удавалась сделать очередное приобретение, поздним вечером, после ужина, садился он за массивный письменный стол, сделанным из ольхи, и любовно рассматривал в большую лупу каждый из экземпляров своей антикризисной коллекции. В такое время Павлик подходил к торцу стола и молча, тихонько посапывая, рассматривал с папой бриллианты.

Ещё в жизни Павлика был дедушка. Дедушка приходил в гости по воскресениям. Всегда с гостинчиками для него в виде конфет, шоколадок или тортика. Он строго спрашивал об успехах в учёбе и почти никогда не улыбался, был суровый. Павлик опасался дедушку, потому что кожа под одеждой у него была синей и чешуйчатой. Мама говорила, что у дедушки псориаз и лечит он его настойками серебра, потому и посинел, но Павлик ей не верил. Павлик догадывался, что дедушка был рептилией из космоса.

Больше всего времени Павлик находился в квартире с мамой. Но он был у мамы на втором месте, а на первом – любовник дядя Лёва. Дядя Лёва работал вначале ментом, а потом стал полицейским, но продолжал называть себя гордым словом мент. Дятя Лёва часто приходил к маме днём, они запирались в спальне и возились там. Мама просила Павлика не рассказывать папе о своём друге, если он её хоть немножечко любит. Павлик любил маму, но ненавидел дядю Лёву, потому что он чувствовал несправедливость к папе, к тому же дядя Лёва при встрече всегда хлопал ладошкой по его щеке.

Однажды, когда Павлик только вернулся из школы домой, в дверь позвонили. Мама была в ванной, поэтому пришлось открыть Павлику. В квартиру зашёл дядя Лёва и, как обычно, со словами «ну здравствуй, здравствуй», стал похлопывать Павлика по щеке, смотря куда-то в сторону.

– Перестаньте меня трепать по щеке, и вообще не дотрагивайтесь до меня! – отважился прокричать в тот раз Павлик.

Дядя Лёва удивлённо и впервые взглянул на Павлика, пожал плечами, выпячивая грудь, и молниеносно прижал его к стене прихожей, схватив одной рукой за горло, а ладонь другой сунул ему между ног и больно там сдавил.

– Я, щенок, что хочу, то и делаю, мне можно, – прошипел дядя Лёва, зло глядя в глаза Павлику, – понял?

Павлик испугано кивнул и дядя Лёва его тут же отпустил. Мальчик попятился назад в комнату и, чувствуя, что он сможет убежать от мужика, если тот снова кинется на него, сглотнув, сказал то, о чём подумал:

– Я убью вас, дядя Лёва. Найму бандитов и убью.

Дядя Лёва обидно засмеялся и сквозь смех спросил:

– На какие шиши ты найдёшь бандитов? Бандиты нынче дорого стоят. А чтоб мента замочить, возьмут впятеро дороже те же менты. Только мент в авторитете. Нас все боятся. Ведь мы, сопляк, власть.