Девяностые нарастали снежным комом, сметая все на своем пути. Связной истории, на фоне которой протекало мое взросление, я сейчас не смогла бы рассказать. Быть может, виной тому было «клиповое» мышление, которое столь удачно сопровождало мою нынешнюю работу на телевидении, но так или иначе, из коротких вспышек-флэшбэков – формировалась в памяти своя мозаика. И чем старше я становилась, чем серьезнее анализировала события, тем больше в этом многосоставном панно обнаруживалось откровенно мрачных оттенков.
…Подмосковный рынок. Глубокая беспросветная осень. Кленовые листья втоптаны в грязь. Кто-то разбил каблуком ледяное зеркало лужи. «Варежки-рукавички!» – раздается слева из лабиринтов с куртками и свитерами однообразный бабий голос. Справа тянет копченой рыбой, там продуктовые ряды. Примерно посередине стоим мы втроем: мама, тетя Зина и я десятилетняя. У тети в руках красивые рыжие сапоги, на которые она совершенно случайно «напала» в обанкротившемся магазине. На последние деньги закупила четыре пары. Три – себе, маме и бабушке, а четвертую – на всякий случай. Этот случай настал 11 октября 1994 года, в «черный вторник», когда российская экономика камнем ушла на дно. Месяц кое-как перебивались всей семьей, а в ноябре, когда кроме картошки в доме ничего не осталось, тетя Зина достала из шкафа лишние сапоги.
И вот трое в потасканных пальтишках мерзнут. Тетя Зина, сотрудница НИИ, стыдливо сует сапоги моей маме – редактору газеты. Та стыдливо держит их в руках, делает робкий шаг к потенциальному покупателю, отступает назад, едва не плачет… Отдает сапоги мне с шепотом «попробуй». Какое странное развлечение с претензией на самостоятельность!
– Тетенька, купите сапожки! – свой тонкий детский голос слышу, как сейчас, но словно бы со стороны.
На исходе дня сапожки проданы. Благодаря мне. Вечером были вкусные блинчики со сгущенкой. Но никогда, никогда, никогда в жизни я с тех пор не носила обуви рыжего цвета. И никогда больше не пыталась что-то продавать, почему-то поверив, что людям, которые занимаются наукой или журналистикой, торговать – стыдно. Позже, когда я запальчиво высказывала это мнение своим сокурсникам, многие цинично хмыкали и нарочно доводили меня до белого каления, насмехаясь над такой принципиальностью. В конце концов, я замолчала, но осталась при своем.
…Кухня шесть квадратных метров. За окном вьюга. Муж тети Зины, худой очкарик Саша, поднимает стопку со словами «ну, за искусство». Это тост генерала из фильма «Особенности национальной охоты», который недавно показали по телевидению. Фильм Саше очень понравился, и теперь он все время изучает телепрограмму в надежде посмотреть еще раз. Сашу уволили из конструкторского бюро, где он работал инженером, теперь они живут на зарплату тети Зины. По вечерам он пьет и пытается петь под гитару. Саша девочке Кристине нравится, потому что все детство он лепил с ней снеговиков и покупал шоколадки с получки. А однажды они вместе спасли замерзающего у подъезда кота, который был назван Шпунтиком и поселился у тети Зины в платяном шкафу. Саша все время строит планы на весну: он найдет работу, купит всем шоколаду, на выходные они поедут в город Выборг, где есть прекрасный старинный парк Монрепо… Но работа так и не находилась, и весна так и не наступала. Однажды вечером Саша уснул пьяный в сугробе возле заброшенного кинотеатра, и не нашлось рядом никого, кто бы мог его спасти, как он спас Шпунтика. В тот вечер по телевизору снова показывали «Особенности национальной охоты».
…Подмосковные вечера. Дача, веранда, пахнет липой. По старинке – самовар. Время чаепития, но Дерек – высокий американец в клетчатой рубахе с закатанными рукавами – снова требует борщ. Он в совершенном восторге от этого русского блюда, и бабушка несет ему четвертую тарелку за день. Жанна наливает чай из самовара, наклонившись к середине стола. Она гибкая, тоненькая, коротко стриженая, с длинной шеей, и Дерек в перерыве между ложками борща не сводит с нее глаз. («Ну, какие они Жанна да Кристина?» – изумлялся Аркадий Фомич, дедушкин друг, художник. – Анюта да Манюта, чисто славянский тип. Что это за иностранщина у современных родителей в голове?») Жанне двадцать, она модель, часто бывает за границей, возвращаясь оттуда с нескрываемым раздражением по поводу того, что ей вообще приходится возвращаться. Из одной такой поездки она привезла Дерека, младшего партнера юридической фирмы в Лос-Анджелесе. Подружки Жанны следят за развитием их отношений, завистливо закусив губу. Все они хотят уехать. Все стыдятся своего отечественного происхождения. Все тестируют качество постельного белья в московских и зарубежных отелях до потертостей на спинах…