- Ты что-то сильно вовлечён, братец. Не говори, что запал на беременную от меня бабу.

- Если бы ты анализировал лицо девчонки с таким же остервенением, как пытаешься моё сейчас, может она не оказалась бы на больничной койке под капельницами, братец, - последнее выплюнул с презрением, окинув меня уничтожающим взглядом, развернулся и свалил из коридора, бросив меня одного.

Я прикрыл ладонью глаза, несильно сжал виски и провёл по скулам, потерев щетину. Всё наперекосяк. Поделом мне.

Отхожу и присаживаюсь на обшарпанный стул. Опять злюсь. Не могла мне позвонить. Я бы её в частную клинику устроил, а не грёбанную нищую дежурную больницу, в которую приволокла её скорая помощь. У меня итак проблемы с доверием, а я смотрю на эти стулья и стены и понимаю, что если они на косметический ремонт финансирование найти не могут, то откуда там взяться нормальным специалистам? Зарплаты явно в таком же плохом состоянии, как стены. И сейчас мне не помешал бы Эд. Эд с его холодной головой, который смог бы договориться с врачом и деликатно подсунуть тому денег, чтобы за ней был уход по высшему разряду. Обычно я хороший дипломат, когда в ладах с головой и своим внутренним зверем. Сейчас же я готов только рычать и просто забросать их деньгами, схватить за грудки и выбить обещание спасти обеих.

Вздыхаю, упираюсь локтями в колени и испепеляю взглядом пол с дешевым линолеумом. Это будет долгая ночь.

Не помню, как и во сколько задремал. Снилось, что ору на Леру. А ещё спасаю её. Даже во сне подсознание не переключилось и оставляло голову включенной. Около шести меня разбудила проходящая мимо медсестра. И сказала, что моя драгоценная уже не спит и я могу к ней зайти.

Я некоторое время стоял у входа в палату и не решался открыть дверь. Боялся увидеть её под капельницами и снова выйти из себя. Мне повторили три раза, что ей нельзя нервничать. 

Набираю полную грудь кислорода, запасаюсь терпением и толкаю дверь. Палата двухместная, выглядит прилично. Девчонка в ней одна. Лежит, бледная, худая и маленькая на этой ужасной больничной койке.

Последний раз, когда я видел ее в кровати, она лежала на шелковых простынях в моей постели. Из цельного сруба дуба, огромной, в таких кроватях она должна лежать. Не здесь. Не так.

- Ник, только не злись, - она сразу как-то съеживается, повернув голову и увидев моё лицо.

Игнорирую её вброс.

- Как ты себя чувствуешь? – сам удивлён, как мягко звучит мой голос. Мягко и немного хрипло.

- Дерьмово, если честно, - хмыкает девчонка, бегло окинув взглядом палату. – Так резко накатило. Всё было нормально. Терпимо. А потом стало рвать. Просто от всего, раз двадцать, наверное. Я запаниковала и позвонила в скорую. И вот мы здесь.

Я молча киваю и присаживаюсь на очередной обшарпанный стул рядом с кроватью. Окидываю её внимательным взглядом. Анализирующим. И вижу, что она прилично похудела. Скулы и ключицы заострились, взгляд стал более хищным, как у голодной кошки. Где были мои глаза, когда заезжал к ней? 

- Я хочу, чтоб ты пожила у меня какое-то время.

- Ник, не…

Я перебиваю её прежде, чем она скажет что-то, что меня разозлит, и я откачусь на пару ступеней назад в своё состояние в три часа ночи, когда готов был головы сносить, и ей первой.

- Послушай. Временно. Пока тебе не станет лучше. У тебя будет своя комната, где никто не будет тебе мешать. Я редко бываю дома и не буду тебя доставать. Ты будешь в безопасности, а я буду знать, что ты сыта и если вдруг тебе снова станет плохо, о тебе позаботятся. Разве я предлагаю что-то ужасное?

Внимательно смотрю в глаза девчонки. Молю её о благоразумии. Я не могу воевать и с ней, и с собой, и с братом, который явно теперь будет сунуть свой нос в эту ситуацию пуще прежнего. Она нужна мне в моих союзниках.