Он лёг на матрас, чувствуя, как пружины кололи спину, и закрыл глаза, пытаясь отогнать тени прошлого, проступавшие в памяти. Дождь стучал по окну, его ритм сливался с гулом города, и Кайто прислушивался к нему, ощущая, как Камень у груди бился в такт. Его тепло смешивалось с холодом ночи, рождая странное чувство – смесь тревоги и решимости. Он не знал, что ждёт впереди, но понимал – пути назад нет. "Тэнгу Индастриз" знали о нём больше, чем он хотел, и их тень будет расти, пока он не найдёт ответы. Кайто сжал Камень, его жар растёкся по пальцам, и он шепнул в пустоту:

– Что ты такое?

Ответа не было, лишь тишина, нарушаемая дождём, но он чувствовал – Камень слышал его, и это было началом чего-то, чего избежать он не мог.

Я пробирался к заброшенному храму на окраине Ниппон-Сина, где город утопал в серой дымке, а его сияние растворялось в пустошах, тянувшихся к горизонту, теряясь в пелене над рукотворными островами. Дождь лил без устали, его ледяные струи стекали по капюшону, просачиваясь под куртку, оставляя на коже ощущение липкой влаги, напоминавшей мне о ночах, проведённых в подворотнях, когда надежда ещё теплилась в груди. Улицы здесь были тесными, загромождёнными обломками старых машин и ржавыми пластинами, гнавшимися ветром вдоль пути, словно пепел, кружившийся над кострами моего детства. Вдалеке высились шпили корпораций, их стеклянные грани рассекали небо, подсвеченные тусклым сиянием, но здесь, у подножия мегаполиса, царила мгла, прорезаемая лишь редкими отблесками вывесок, мерцавших, как угасающие маяки в ночи. Я шагал медленно, ботинки чавкали в лужах, отражавших бледные огни, и каждый звук отдавался гулом в пустоте, окружавшей меня. Это место было рубежом – между городом и его памятью, между мной и тем, во что я превратился.

Храм возвышался в одиночестве, его очертания проступали в полумраке, подобно тени, упрямо цеплявшейся за землю. Его стены, некогда яркие, потускнели от времени, оплетённые лозами, вившимися вокруг старых антенн, торчавших из крыши, как рёбра давно погибшего существа. Статуи у входа, высеченные из гранита, стояли неподвижно, их черты стёрлись под напором ветра и воды, но слабые голографические кольца всё ещё дрожали над их головами, питаясь от потрескавшихся панелей, свисавших со стен, словно обрывки забытых знамён. Я замер перед ними, всматриваясь в их пустые глазницы, и ощутил, как холод пробирал меня глубже, чем сырость. Это был не тот храм из моего прошлого, но он дышал той же смесью старины и машинерии, пронизывавшей Ниппон-Син. Я вспомнил гул улиц, сливавшийся с шорохом листвы в садах детства, и веру в то, что я мог изменить судьбу. Теперь этот храм стал моим укрытием, точкой входа в сеть, и я шёл сюда не с надеждой, а с тяжестью, давившей на плечи сильнее рюкзака, висевшего за спиной.

Я толкнул массивные двери, их древесина, пропитанная влагой, застонала, выпуская облако пыли и запах плесени, смешавшийся с резким ароматом ржавчины и прогорклого топлива. Внутри царила тьма, лишь лунный свет, пробивавшийся сквозь разбитые окна, отбрасывал длинные полосы на каменный пол, где ещё угадывались следы былых обрядов – тёмные пятна от смолы, выцветшие линии от лампад. Зал был почти пуст: алтарь в центре, покрытый грязью и паутиной, стоял как немой страж ушедших лет, а стены, лишившись украшений, обнажали провода, тянувшиеся по ним, словно жилы, исчезавшие в потолке, где свисали остатки старых светильников. Я сбросил рюкзак на пол, его содержимое – терминал, шунты, катушки проводов – звякнуло, разорвав тишину, и принялся раскладывать снаряжение. Мои руки двигались уверенно, привыкшие к этому действу: я подсоединил терминал к генератору, найденному в углу, его низкий рокот оживил пространство, а экран вспыхнул зеленоватым светом, отражая моё лицо – наполовину живое, наполовину стальное, с киберглазом, тлевшим багрянцем в сумраке.