Я посмотрел на Бифа с некоторой озабоченностью. В прежние дни ему хотя бы хватало такта скромнее отзываться о своих успехах, если приходилось иметь дело с более квалифицированным детективом. Но теперь, когда он вошел в роль частного сыщика, его самомнение удвоилось. Биф напускал на себя вид профессионала во всем. Это сквозило даже в том тоне, с каким он поинтересовался у Питера о местонахождении ближайшего телефонного аппарата.

В усадьбу «Кипарисы» телефонная линия еще не была проведена, но в нескольких десятках ярдов ниже по улице стояла будка телефона-автомата. Когда мы с Бифом добрались до нее, он с мальчишеским упорством настоял, чтобы я тоже втиснулся в будку и присутствовал при его разговоре. Нам почти негде было повернуться, а ведь ему пришлось при этом сначала пролистать справочник.

– Хм, здесь значатся только три Оппенштейна. Уже хорошо.

Его крупный, сплющенный ближе к ногтю указательный палец не без труда справлялся с набором номера, но Бифу все же удалась эта операция. Я вынужден был слушать, как с неуклюжей и вкрадчивой вежливостью он спрашивал человека на другом конце провода, знаком ли тот с мистером Феррерсом, и получил краткое «нет». Ничуть не обескураженный, он набрал следующий номер и на прозвучавший ответ воскликнул:

– Ах, так вы, стало быть, поддерживали с ним знакомство когда-то?

Потом, как я догадался, его собеседник не пожелал ничего больше с ним обсуждать. Но лицо Бифа сияло довольством, когда он с трудом повернулся и посмотрел на меня.

– Как я и думал, – сказал он. – Ростовщик. Вот кто это.

Во входную дверь позвонили, и Феррерс тихо заметил, что, вероятно, вернулась полиция. Он оказался прав. Несколько минут спустя Роуз привела к нам в комнату инспектора Стьюта. Я не встречался с ним ни разу после завершения расследования дела в Брэксэме, и меня немного волновала его возможная реакция на присутствие в доме Бифа. Я живо помнил его энергичную и порывистую манеру двигаться, хладнокровие и эффективность в работе, поэтому мне сразу подумалось, что ему ненадолго хватит терпения видеть рядом с собой лишенную всякого светского лоска фигуру моего друга, выслушивать его вечные гипотезы.

Он, однако, приветствовал Бифа хотя и коротким, но вполне дружелюбным наклоном головы.

– Мне уже доложили, что вы здесь, – сказал он без намека на недовольство. – Насколько я понял, теперь вы стали независимым частным сыщиком, верно?

– Вас правильно информировали, – отозвался Биф, и мне почудилась в его ответе некоторая скрытая агрессивность. – И меня пригласили сюда, чтобы добиться снятия с мистера Стюарта Феррерса обвинения в убийстве. Причем мне уже известно достаточно, чтобы считать его арест совершенно ничем не оправданным.

Стьют кивал и улыбался, слушая его.

– Очень хорошо, Биф. Продолжайте.

– Охотно, – согласился Биф. – Вот только, по моему мнению, и мне и вам удастся сэкономить время и умственные усилия, если сначала вы изложите те соображения, на основании которых собираетесь строить обвинение против Стюарта Феррерса.

Стьюта, казалось, и это вполне устраивало.

– Вы так думаете? – спросил он. – Хорошо же. Только послушайте меня. Вы будете вести себя цивилизованно и не станете путаться у нас под ногами. Искренне рад новой встрече, но на сей раз дело представляется мне столь срочным, что я не потерплю в нем никаких проволочек.

Питер Феррерс внезапно встал.

– Вижу, для меня разумнее всего будет предоставить вам возможность обсудить детали дела между собой, – сказал он. – К тому же у меня нет ни малейшего желания заново выслушивать известные подробности.