Воевать ребят послали
За кордон… «цвела чтоб жизнь
Завсегда в стране великой!»
Да, цвела…
Но для кого?
Потемнел Всевышний ликом,
Русь окинув далеко
Взором мудрым и пытливым:
Неважнецкие дела —
Воровство,
разбой лавиной,
Княжат те, кто у руля,
Нет кого на жатве в поле
И на поле боя нет,
Вот уж им «досталась доля»!
Как же мил им белый свет!
Злата, серебра сколь хочешь —
И гуляй (мол, сам не свой!)
Белым днем и черной ночью,
Летом долгим и зимой.
А Игнат все пьет сивуху
У забора – в парк нельзя!
Щиплет черствую краюху —
Дали добрые друзья.
Полицейский:
«Уберите!..»
«Он бездомный». —
«Он урод!»
«Суки, ноги мне верните!»
Плачет воин какой год.
И сивуху он глотает,
От слезы тускнеет взор.
В парк на танцы не пускают.
Обезножел… С этих пор!
«Ни торжеств, ни порицаний…»
Ни торжеств, ни порицаний,
Праздник, будни – не поймешь.
Слово умерло «свиданье»,
Слово процветает «ложь».
Я от этой мысли ахнул,
Не спалось мне до зари.
Вышел. Снял с себя рубаху,
Бомжу протянул: «Бери».
И пошел я с голым торсом
Правду-матку прояснять.
Ведь еще не каша – просо,
А Россия нам не мать.
И медали потускнели,
Гимн советский малость груб,
Хором пели – не допели…
Шелуха слетела с губ!
Эх, пора объединиться
И дружиной двинуть в степь,
С гнусным ворогом сразиться,
Заковать в стальную цепь
И в рассохшейся телеге
По селениям возить
Вплоть до выпавшего снега
И в сугробе утопить!
«Двор утопает весь в цветах…»
Двор утопает весь в цветах —
Петуньи, лилии и розы.
А рядом ссоры, брань, и страх,
И желчь, и дикие угрозы.
И – полицейские. Суды.
Все чередою бесконечной.
Не отмахнуться от беды.
Нет в доме жизни человечьей,
Нет мира промежду жильцов
И понимания простого:
Коль мерзнет твой сосед без дров,
Поленом поделись. И Богом.
Коли старушка без родни
Скучает – дверь напротив, рядом,
Ты обстановку оцени,
Скажи ей: «Вы, Матвевна, лада!»
С улыбкой милой на устах
Ее ты проводи на волю,
Где утопает двор в цветах,
Чтоб исцелялись в сердце боли.
Руси последыши
И в веке том, и в самом дальнем…
Вплоть до сегодняшних деньков
В граните ли, в стихе, в преданье
Удалом все тот же образ мужиков.
Вот он с сохой. Вот он с дубиной.
Вот с братиной (закручен ус!),
Поет задорно про рябину,
Которой тяжек жизни груз.
Поет он о России складно,
Слова все правильно сложил,
И тут же музыку наладил —
Братве похмельной удружил!
Простые, сельские, остатние,
Кто с раной боевой, а кто
В штанах здесь восседает ватных
Телесной скудости назло.
Все разные. И одинаковые.
Таких земля уж не родит.
Лишь сорная трава, нет злаковых,
Столб пыльный во поле юлит.
Последние. Руси последыши,
Наотмашь прокляты судьбой.
Гульнут. И разойдутся бережком
Поврозь всамделишной рекой.
Тот под стожком навеки сникнет,
Поплакать тот забьется в бор.
Кто помоложе, в повилике
Затеет сам с собою спор.
Никто о них не озаботится,
Не кинется впотьмах искать.
А спозаранку будет солнце
Теплом на равных одарять.
«Картинки жизни не меняются…»
Картинки жизни не меняются,
То потускнеют, то опять
На свет нарядными являются,
И неизменно Божья Мать
В любом мазке, штрихе, созвучье,
В движенье света, смутных снов,
В овалах благодатной тучи,
В разбеге молодых ветров.
Скрепились узами навечно
И непогода, и уют.
Все те же слезы человечьи.
И твердь земли. И Высший Суд.
Встреча у мусорного контейнера
– Непонятный человек.
– Нет, понятный,
Неумытый, непобритый, неопрятный,
Неприятный.
Вот и он. Хромает. Притворяется,
По поселку шляется.
Экий лоб! Румянец во всю щеку!
И не Богу угоден, а черту.
Вишь, копается, перебирает мусор,
Отыскал вареную картошку,
Ест. И ему не тошно!
Пропащий мужик наш русский…
Тетка осуждающе глянула на меня,
Словно и я уличен в нехорошем.