Но было уже слишком поздно! Не по годам смышленый, Фарандуль понял причину этой внезапной обходительности и оттого испытал еще большее унижение.

Впрочем, он и сам прекрасно видел, что вся триба смотрит на него со снисходительным состраданием. Во всех обращенных на него взглядах отчетливо читалось нежное сочувствие. Славная обезьяна, приемная мать, любила его с тем большей нежностью, что полагала обреченным влачить существование несчастное и, быть может, одинокое!

Размышляя о будущем, она всерьез опасалась за грядущее устройство им своей личной жизни. Удастся ли ему когда-нибудь жениться? Как примут его молодые деревенские обезьяны, когда он начнет о них думать?

Ох, если бы его сердце могло говорить!.. Что, если его возлюбленная откажется выйти за него, а потом когда-нибудь он увидит ее в объятиях другого? Как он перенесет такие страдания?.. Ах, сколько печалей ждет его в будущем!.. А возможно, и драм!..

Все эти мысли омрачали жизнь родителям Сатюрнена Фарандуля.

Но подобные опасения рождались не только в мозгу славных обезьян – терзался ими и сам Фарандуль.

Сатюрнен прекрасно осознавал, сколь сильно он отличается от своих братьев или других молодых обезьян трибы. Тщетно он вертел шеей, пытаясь рассмотреть себя сзади, или разглядывал свое отражение в чистой воде источников – он ничего не замечал. Ничего такого, что могло зародить в нем хотя бы слабую надежду на то, что когда-нибудь и у него появится такой же хвост трубой, какие были у тех, кого он полагал своими родными братьями. В конце концов бедный Сатюрнен Фарандуль счел себя увечным калекой и с этого самого дня помышлял лишь о том, как бы бежать, покинуть родину, дабы скрыть свою боль и унижение вдали от тех, кто был дорог его сердцу.

Кокосовая пальма отдалилась от берега

Долгими неделями и месяцами он бродил по берегу, смутно надеясь найти способ претворить свой план в жизнь. Наконец как-то утром, после урагана, он обнаружил на пляже большую кокосовую пальму, вырванную с корнем, – способ был найден! Спустя сутки, ни свет ни заря, обняв добрых и нежных приемных родителей, столько лет относившихся к нему как к родному сыну, Сатюрнен Фарандуль вместе с пятью братьями направился к берегу, где лежала пальма.

Он попросил их, вроде как забавы ради, спустить дерево на воду; когда дело было сделано, Фарандуль, решившись, нежно, но быстро обнял братьев и прыгнул на удалявшуюся от берега кокосовую пальму.

Пятеро братьев издали пять воплей испуга и в отчаянии вскинули вверх пять пар рук! Он был уже слишком далеко, бедные обезьянки это понимали; пока они метались словно обезумевшие по берегу, на их крики сбежались другие орангутаны. Фарандуль, глубоко тронутый их горем, узнал родителей; зарыдав, он отвернулся лицом к открытому морю и с помощью ветки ловко провел кокосовую пальму через рифы, избежав кораблекрушения. Крики несчастных обезьян уже едва были слышны; поднявшийся бриз дул в листву дерева, унося его все дальше и дальше.

Спустя несколько часов Обезьяний остров исчез из виду и пальма оказалась посреди Тихого океана.

Сатюрнен Фарандуль, спокойно сидевший на перекрестье двух веток, был счастлив: в нем просыпались инстинкты мореплавателя! Его запасы состояли из нескольких десятков кокосовых орехов, все еще висевших на дереве, и солнце метало лучи на его совершенно голую спину; проведя всю жизнь среди обезьян, сам себя полагая обезьяной, он и не мог знать, что такое одежда.

На шее у него – со дня прибытия на остров – болтался кисет, в котором находилось его свидетельство о рождении; приемные родители, уж и не знаю зачем, повесили этот мешочек малышу на шею, и Фарандуль так и носил его с тех пор, не снимая.