Группа быстро приближалась к Артуру, с грустным равнодушием смотрящему куда-то сквозь пол. Услышав перед собой «беру», он будто вышел из транса и даже с каким-то облегчением поднял голову. «Теперь хотя бы не будет мучительной неизвестности», – горько улыбнувшись, подумал он и повернулся в сторону удаляющейся группы сортировщиков.

В этот момент он заметил Фарука, включившего на полную все свои чары. Юноша скорчил невыносимо отвратительное, жалостливое лицо, видно рассчитывая, что за него замолвит словечко одна из инспекторш. И точно, как только старик встал напротив Фарука, между ними протиснулась защитница прав животных, молодая блондинка, бывшая недавно, судя по до сих пор не откорректированному кадыку, мужчиной. Не сказав ни слова, она лишь категорично мотнула головой, коротко давая знать Старику, что тщедушного мулата брать не стоит. Группа пошла дальше, а Фарук получил мимолётную улыбку инспекторши, защитившей его.

– Сукин сын, добился-таки своего! – недалеко от Артура кто-то выругался шепотом на известном ему языке.

– Эй, так ты говоришь по-русски! – удивленный этим открытием произнес Артур, поворачиваясь в сторону говорившего.

Пленник, произнесший ругательства в адрес Фарука, скорчил неопределенную гримасу. Он был одного с Артуром роста, но коренастее и мощнее его, отчего по сравнению с последним казался даже ниже. На голове его был неопрятный ёжик светлых волос – видно на свободе он брился налысо. Мощные руки незнакомца были забиты татуировками по самые кулаки. Артур присмотрелся к рисункам – они были посвящены типичным в его родной местности мотивам: декларации отказа сдачи в плен и желанию победы любой ценой. Множество еще не заживших ран на правой руке говорили, что его сосед оказался у неоафинян не добровольно.

«Чёрт! Как же я не догадался раньше?!» – пролетела мысль в голове у Артура, до сих пор пялящегося на татуировки. – Я же подходил к тебе! А ты молчал! – не скрывая удивления, воскликнул он.

Сосед обратил на него косой прищуренный взгляд и лишь несколько секунд спустя ответил:

– Ты когда подходил, то по-неоафински обращался.

В этот момент один из охранников, возмущенный разговором в строю, резко дёрнулся к парочке и огрел электродубинкой с не включенным током русского заключенного.

Артур от досады зажмурился, словно это его только что протянули по спине палкой.

– Точно, – прошипел он, когда охранник сместился вслед за делегацией к дальнему краю шеренги. – По-неоафински обращался…

Видя, что его новый знакомый не разозлился и готов возобновить разговор, Артур шепотом продолжил:

– А Фарук-то и вправду подлизался!

– Не то слово. Арапчонок! – едко улыбнувшись, констатировал собеседник, наконец встретившийся с Артуром взглядом. Несмотря на суровый внешний вид русского, глаза его оказались совершенно обыкновенными и лишь при долгом взгляде на них открывали в себе могучую волю и спокойствие.

После нескольких секунд изучения друг друга Артур медленно протянул руку в его сторону и представился:

– Артур!

Вдруг прозвучал противный писк, и, обильно отвешивая удары по спинам отобранных делегацией заключенных, охранники погнали их по коридору, ведущему в транспортный узел тюрьмы. Стараясь не отставать от основной толпы, Артур добежал до ангара, где пленников, не останавливая, загнали в кузова двух бронированных грузовиков.

Уже поднимаясь по трапу в отсек, он услышал спокойный и лишь слегка повышенный голос, который произнес: «Саша!»

Артур повернулся на этот возглас и увидел, как в соседний грузовик забирался его недавний собеседник.

Закончив погрузку, охрана закрыла двери грузового отсека, оставив пленников в темноте.