Когда мы переехали в Россию, мне было всего два года, я ничего не помню из того времени. Но точно знаю одно: родители решили развестись. Это и хорошо, вместе однажды они бы действительно поубивали друг друга. Иногда пара должна развестись, пока ребёнок не понимает ничего, чтобы потом ему не было тяжело терять одного из родителей. Чтобы этого родителя просто не было и нечего было терять. Я на своей шкуре прожил это и честно скажу, намного лучше быть ребёнком, у которого с самого начала семья – это он и бабушка, чем мама и папа, которые бросили его.

Мать тогда забрала меня к себе и жила со своими родителями. Она была плохой матерью. Может, это из-за того, что она так рано родила и не была готова к материнству, во всяком случае, я так раньше думал, но сейчас я понимаю, что она просто плохой родитель. Она избивала меня за разные мелочи. Однажды мне бабушка рассказала, что моя спина была вся синяя, как спортивный костюм, настолько много синяков было на моём теле. Пила и гуляла, она хотела другой жизни, а я её отобрал своим рождением, я был помехой, я был лишний.

Верю ли я в это – совсем не важно. Важно то, что отец часто приходил навестить меня и видел, что мать начала гулять и пить. Однажды он пришёл ко мне, а мать оставила меня на деда, своего отца, и пропала на две недели. Дед тогда сказал моему отцу:

– Либо ты забираешь этого ребёнка, либо я отдам его в детский дом. Мне этот ребёнок в доме не нужен.

– Я заберу, – испугался мой отец. – Пусть месяц он побудет у вас, я поеду на вахту, заработаю денег и вернусь, чтобы забрать Ваньку.

На том они и решили, через месяц отец приехал и забрал меня с сумкой грязных детских вещей. Он отвёз меня к своей тёте, за пятьдесят километров от места, где жила мать. Хутор Железнодорожный, там мы и жили: я, отец и две мои бабушки. Отец ездил на работу каждое утро и возвращался только поздно вечером. В это же время он часто ездил в ближайший город, чтобы сделать нам документы. Тогда, в две тысячи третьем году, это было сложно. Сейчас мы привыкли к тому, что можно онлайн записаться и всё готово, но раньше было не так. Он с четырёх часов утра до обеда стоял в очередях зимой, чтобы попасть в паспортный стол, но он всё сделал. Так наша семья стала официально гражданами России.

Мать меня не искала, она лишь начала больше пить от горя потери ребёнка. Хорошая отмазка для начала лёгкой жизни без балласта, что тянул тебя домой. Я встречусь с ней лишь тогда, когда вырасту и сам захочу найти. Это будет легко. А пока я ей не нужен. Я всегда смотрел на матерей других детей и удивлялся: они за своего ребёнка готовы землю ногтями копать, а моя мать легко отказалась от меня. Возможно, она просто не была готова быть моей матерью, ей хотелось жить другой жизнью. Я не ищу ей оправданий, но я могу понять, что девчонке в девятнадцать лет не нужен ребёнок. Особенно после тяжёлого развода. Моя мать не отказалась от ребёнка своими словами, но сделала это своими действиями, точнее, их отсутствием. Жаль лишь осознавать, что этот ребёнок – я.

Всё моё детство я не понимал, почему у меня нет мамы, а у всех она есть. Я хотел, чтобы она и у меня была, я думал, что тогда жизнь будет счастливой. Я не хотел дорогих игрушек или какого-то особенного подарка, я хотел лишь быть как все, как все те дети в садике, за которыми приходит мама. Они всегда говорили что-то вроде: «А я всё маме расскажу», а меня будто внутри передёргивало, я не завидовал, я просто не понимал. Нет, я не чувствовал себя ненужным, я просто желал того же, что есть у всех, но даже не понимал зачем. Я рад, что мой отец всегда говорил одно и то же, что мамы у меня нет. Других объяснений до более взрослого возраста я не слышал. И я рад этому. Её нет и всё, подросту – пойму. Но даже в школе я видел своих одноклассников, что боятся встречать мам после родительского собрания, рисуют открытки на восьмое марта и радуются с мамами подаркам от деда мороза на утреннике. Спасибо бабушке, что она делала для меня всё то, что для других делали мамы. Хоть я тогда и не ценил этого в достаточной мере. Но это уже позже, а пока я был совсем маленьким, у меня был папа.